телеграммы. «Грузите апельсины в бочках тчк» вспоминается классика.
Слева ещё один прилавок с круглолицей и чем-то недовольной женщиной за ним, скамья для ожидания, две кабинки междугородней телефонной связи, а рядом с ними висящий на стене междугородний телефон-автомат. Из фильмов помню, что он поедает пятнадцатикопеечные монеты, поэтому получаю их в обмен на купюру в три рубля целых двадцать штук.
Номер запомнить несложно, в Белоколодецке в те времена они были длиной всего в пять цифр, а код с тех пор не изменился.
– Алло… алло… – голос пробивается через треск и помехи, словно абонент находится в другом полушарии.
Слышно, как на той стороне трубки на заднем фоне грохочет музыка и ржут сразу несколько голосов.
– Кэт, это Алик, фотограф! – говорю, – привет!
– Да заткнитесь уже! – орёт Кэт, и музыка становится тише, – Алло, кто это? Вас не слышно!
– А-лик! – кричу в трубку под неодобрительным взглядом женщины, поменявшей мне монетки. – Фото-граф!
– Привет, Алик, – отвечает Кэт, – чего звонишь?
– Помнишь, ты хотела фотосессию? – говорю, – завтра я неподалёку буду. Давай встретимся, договоримся?
Глава 5
– Кто звонил?
Кэт обернулась. В проёме двери ведущей в комнату стоял Джон. Рубаха расстёгнута на три пуговицы, на шее болтается какой-то пижонский «индейский» амулет.
За спиной Джона вкрадчиво клеил кого-то Джим Моррисон:
Давай детка, зажги мой огонь
Наполни эту ночь огнём.
Джинсы новые, за них Джон до сих пор должен ей сто двадцать рублей. Вспомнив о джинсах, Кэт едва заметно улыбнулась.
Джон это заметил. На лице у него была приклеена легкомысленная ухмылка, но глазами он впился в девушку.
– Никто, – ответила она.
– И ты говорила с никем?
Ревнует, подумала Кэт. Как можно одновременно волочиться за каждой юбкой, даже если эта «юбка» будет в модных клёшах, и ревновать, Кэт не понимала. Она закатывала Джону истерики, следила за ним и раз за разом ловила, но непонятным образом потом прощала.
Той же сучке Ирине, шлюхе-клофелинщице, она чуть не выцарапала глаза. А сейчас что-то изменилось в ней. Устала. Надоело.
– Угу, – Кэт кивнула, – С никем.
– Ну и как, интересно было? – Джон опёрся рукой о стену, нависая над ней.
Когда-то от этой позы у неё перехватывало дыхание, и слабели колени. Он казался таким сильным, ярким, интересным. Героем и бунтарём. Сейчас он бесил.
– Отец звонил, – зачем-то соврала она. – Доволен?
– Чего хотел? – Джон заметно расслабился.
– Чтобы ты скорей свалил из моей жизни.
Джон засмеялся и потянулся к ней губами, но она оттолкнула его и пошла обратно в комнату, ныряя в табачный дым как в трясину.
В журнальном мире дело обстоит так. Одним платят больше, другим меньше. Одних готовы печатать