Ева Мартини сказала, что отныне её Роберт принадлежит только ей, как мужчина, девушка была на вершине счастья.
Эльза работала в больнице, а у меня в делах образовалось затишье до конца студенческих каникул. И я просто отсыпался. В первые дни после помолвки Эльза, словно изголодавшееся животное, дорвавшееся до вкусной еды, набрасывалась на меня при любой возможности. Но потихоньку и эта буйная страсть, вызванная стрессом, стала утихать, и наши отношения вошли в спокойное русло. Спали мы, в основном, в спальне Эльзы, в одной кровати, но когда я сильно уставал, или ей нужно было заниматься до позднего вечера, я уходил спать в свою комнату.
Незаметно начался второй семестр. Теперь Эльза ходила не на работу в больницу, а на занятия. После каникул студенты второго курса, возомнив себя совсем взрослыми, все рвались немедленно заняться интимными контактами с противоположным полом. На этом фоне моя невеста выглядела немного странно, но когда все узнали от её подруг, что мы провели помолвку, да ещё и живём в одном коттедже, к нам стали относиться не как к жениху и невесте, а как мужу с женой.
Некоторый ажиотаж вызвал рассказ подруг о том, как у нас проходила помолвка. О случае с Патриархом и нашем в нём участии в Университете, кроме настоятеля храма, не знал никто, даже Ева. А мы не собирались об этом распространяться.
Конечно же, нашлись такие личности среди студентов аристократов, которые рассуждали, как примитивные самцы: «Раз она с мужиком спит, то могла бы и нам дать». Вот один из таких и полез к моей невесте целоваться. Он, видите ли, сын маркиза, то есть действующий граф, и какая-то виконтесса не должна ему отказывать. Сначала он получил пощёчину от Эльзы, а потом, когда попытался её ударить, я сломал ему челюсть.
Выйдя из лазарета, этот деятель официально вызвал меня на дуэль. Я выбрал поединок сталью, то есть без использования магии. Поединок разрешили с условием «до первой крови». Раз поединок официальный на полигоне, оборудованном как стадион, с трибунами и ограждением, собрался почти весь Университет. Я бы убил этого дурака особо жестоким способом, чтобы другие подумали, прежде чем нарываться, но нельзя, мы дерёмся до первой крови.
Тогда я решил другим способом показать, что со мной лучше не связываться. Когда начался поединок, я просто отходил, давая возможность этому графу размахивать шпагой с угрожающим видом. На трибунах свистели, кричали, что я трус, а я продолжал отходить. Окончательно осмелев, граф бросился на меня, потеряв всякую осторожность. Я выбил у него шпагу, и ударил ногой в его колено. Теперь он не мог так быстро бегать. Подняв шпагу, он встал в защитную стойку. Я тоже не собирался бегать. Теперь мне нужно было показать, что в фехтовании он против меня – никто. Я четыре раза выбивал у него шпагу из рук. Каждый раз он, поднимая её, начинал мне угрожать. После пятого раза этот девятнадцатилетний избалованный ребёнок сел на песок арены и заплакал от бессилия, злости, обиды. Судьи признали его поражение, хотя первая кровь так и не появилась. Студенты