зависит от тяжести проступка, – Рухама поправляет сползший платок. – От лишесходство добавляет диадема из звёзд в каштановых волосах. Сзади, смиренно склонив головы, стоят две девушки в простых белых платьях прямого покроя.
– Встань, – умоляюще шепчет Рухама.
– Мой сын, верно, считает меня глупой, – говорит вошедшая. – Он действительно думает, что в гареме можно что-то скрыть?
– Здравствуйте, – не придумываю ничего лучше этого. – Грушу хотите?
Рухама бледнеет, становясь похожей на лист бумаги, девушки делают шаг назад.
– Откуда мой сын достал эту дикарку? – морщит нос Кальяни. – И как она посмела занять восточные покои?! Рухама!
– Простите, Госпожа, – женщина кланяется ниже. – Повелитель сказал, что сам сообщит вам о гостье.
– Не перекладывай свою вину на моего сына! – произносит резко. – Ты должна была доложить мне! Повелитель владеет всем Царством, но в гареме правлю я!
– Простите, Госпожа.
– Она из числа невест?
– Вообще-то, – проглатываю остатки груши, – невежливо говорить о присутствующих в третьем лице.
Рухама бледнеет ещё сильнее, чуть не падая в обморок.
– Научите эту дикарку мыть полы и держать язык за зубами, – фыркает Кальяни. – Не знаю, зачем такой зверёк сыну, но видеть ее не желаю.
– Взаимно, – замечаю, что руки дрожат от страха, но остановиться уже не могу.
– Яша! – сокрушенно закрывает лицо ладонями женщина. – Умоляю! Молчи!
– До вечера пусть посидит в темнице, – бросает Кальяни, разворачиваясь к выходу.
– Что? – возмущенно подскакиваю.
Но мне никто не отвечает. Только одна из девиц зовёт кого-то, эмоционально размахивая руками. Спустя минуту в комнату входят две мощные женщины, всем видом показывающие свои решительные намерения.
– Пошли! – рявкает одна из них, хватая меня за воротник.
– А на посошок? – уныло спрашиваю, чувствуя, как пятки отрываются от пола, а ткань платья больно врезается в шею.
Ощутимый тычок в спину от второй заставляет смириться с вопиющим несоблюдением традиций. Посошка не будет. Зе энд.
Последнее время я с завидной частотой сижу в каких-то малоприятных местах. Нет, конечно, темница тут вполне себе достойная, подозреваю, что, по сравнению с отечественными камерами, даже комфортабельная.
Лавка обита темной кожей, свет из окошка под потолком освещает помещение, особенно бросается в глаза ведро, многозначительно стоящее в углу. Крысы не бегают, пауков не видно. А вообще, в этом мире есть крысы? Надо будет спросить у кого-нибудь.
Время тянется невыносимо медленно. Как назло даже спать не хочется.
– Эй! – дверь открывается со скрипом. – Дикарка! Вставай! Работать пора.
У входа стоит женщина лет сорока, одетая в темно-коричневое платье, на голове такого же цвета платок. Единственное, что выбивается из образа – это пояс из металлических прямоугольников примерно пять-шесть сантиметров в ширину. Суровый вид не предполагает возражений.
– Переоденься, –