облаком, закружился обманчивыми завитками, мерцающими шёлковыми лентами. Сходясь к оголовью тонко зазвеневшей сабли, узкие шлейки струились вдоль лезвия, убегали в землю и снова выскальзывали, волнами растекаясь по рисунку. Линии узора загустели, взбухли белым, потом заискрились багрянцем.
Явь моргнула, крутанулась посолонь, встрепенулась в диком кульбите, перепугав коня ослепительной вспышкой. Дух плясал, вставая на дыбы, суча копытами, рыча и огрызаясь, но не смея оставить господина, окостеневшего в клубе потустороннего огня. Позёмыш истошно верещал, вцепившись в луку седла.
Вампир остался стоять лишь благодаря сабле, накрепко застрявшей в спёкшейся земле, и наследному упрямству, не позволявшему уронить себя ни в одном из смыслов. Лбом Фладэрик упёрся в раскалённое навершие, поочередно ругаясь и сплёвывая кровь с прокушенной губы. Вместо калейдоскопа вокруг чернел обугленный дёрн, смердело гарью, сырым железом и тухлым яйцом. Упырь, гадая, имелись ли у поганого узора братишки где в округе, поднялся на ноги, пошатнулся, переступая через взрыхлённый край, но устоял.
Дух отчаянно шарахнулся в сторону, едва не выдрав руку из сустава, стоило вампиру тронуть ремни упряжи. Фладэрик долго уговаривал и подбадривал воронка, но, в конце концов, повёл в поводу, окрестив бестолочью.
Солнце, поскучнев и подрумянившись, неумолимо клонилось к горизонту, а горы так и не придвинулись ни на вершок.
Глава 5. Псы Иргибы
Лишь отойдя с десяток вёрст от оставленного на земле нездешним пламенем ожога, конь позволил хозяину забраться на седло.
Фладэрик, усталый и злой, как сам Тёмный Князь, смахнул с липнущего испариной лба спутанные волосы, устроился поудобнее и тронул пятками конские бока, посылая жеребца рысцой. Пахнущий иссохшей травой и мускусом ветер Мрачных Холмов холодными крыльями охаживал по лицу, вёрткими змеями проникал под кафтан и тунику.
«Прогулка, достойная рыцаря Люкулы… со всей его волшебной придурью, – подумал Упырь, собираясь подремать и всерьёз мечтая добраться до клятого Поста хотя бы в ближайшую седмицу. – Заплутать в вампирьем околотке, в нескольких саженях от границ отчизны. Великолепно».
Киноварь, расплескавшаяся вдоль кромки гор, поросших хвойным лесом, выцветала, растворяемая черничным вином темнеющих небес.
Ночь шёлковым покровом опускалась на Холмы. Едва сошедший снег обнажил белеющие кости оставленных без погребения воинов и бродяг, седую, проржавевшую осоку и северные мхи, напоминавшие парчу и драгоценный соболиный мех богатством вычурных узоров. Сумерки скрывали всё, обращая мрачные горбы волнами.
Фладэрик всматривался в темнеющий пейзаж без малейшего воодушевления.
Взгорье, сменявшее сизо-лиловые пустоши, воняло мертвяками. Вампир, едва прикинув, как сократить оставшиеся вёрсты, внезапно вылетел из седла назад и вбок. Но умудрился прихватить саблю и, чудом не сломав ни шеи, ни конечностей, кубарем откатиться в сторону.
Поперёк кафтана тлел след Хомута – боевого заклятья,