когда ж он станет старше, то поймет нас с тобой.
– Хорошо, давай, – с большой неохотой согласился Васильев, расстроенный таким поворотом дела, – как скажешь.
– Ну не расстраивайся, – встав из – за стола и подойдя к сидящему за столом, на стуле Васильеву, сказала Наталья Петровна, – ты же знаешь, что я тебя тоже люблю. Ты и Санька, вы для меня очень дороги и я не могу без вас жить. Мне очень хочется, что бы между вами был мир и согласие. Ну, потерпи немного, мой дорогой. Я же всё равно остаюсь только твоей, и буду принадлежать всю оставшуюся жизнь только тебе и душой, и телом, даже смерть не сможет нас разлучить.
Она обхватила голову Васильева своими ладонями и нежно прожала к животу.
Васильев уткнутся носом в живот, и затих, обхватив её талию руками. Ему было тяжело и больно слышать всё это, но он ничего не мог сделать.
Разумом он понимал всю правоту Натальи, но сердце не желало мириться с этим, оно не принимало никаких оправданий. Ему было горько, что не удалось сразу найти подхода к Санькиной душе, что не протоптал тропинку к сердцу ребёнка и вот, теперь это выходило боком.
Возможно, такая агрессия со стороны парня началась с того дня, когда Васильев впервые позвонил Наталье, а трубку взял сын:
– Алё, – сказал он.
Васильев в суматохе забыл, кто у Натальи мальчик, или девочка и как зовут ребёнка, а по звуку детского голоса трудно определить, кто говорит.
Васильев сказал наобум:
– Девочка, позови маму.
– Я не девочка, – раздался сердитый детский голос, – а мамы нет дома.
После этого ребёнок сразу положил телефонную трубку.
Вот с тех пор, возможно и пробежала чёрная кошка, между Васильевым и сыном Натальи.
Хотя, возможно, причина враждебных действий кроилась в чём – то другом.
Васильев этого не знал, но было горько и больно осознавать, что не может жениться на Натальи из – за ненависти сына.
Так они пробыли некоторое время, пока Васильев не успокоился и не пришёл в себя. Он поднялся, нежно обнял Наталью Петровну и ласково поцеловал в губы:
– Ничего, дорогая, – сказал он, – всё образуется, и мы всё равно, будем вместе и да же смерть, не сможет нас разлучить. А сейчас, может быть ты и права, давай оставим всё так, как есть.
От близости тела, у Васильева снова возникло страстное желание обладать ею полностью, без остатка. В горле пересохло, сердце учащенно забилось, а по телу пробежала дрожь, от с великим трудом сдерживаемого желания:
– Я хочу тебя, – судорожно сглотнув слюну, хрипло сказал Васильев.
Его руки скользнули вниз и одним рывком сняли сарафан. Под сарафаном ничего не было, и она стояла полностью обнаженной, как юная, прекрасная красавица, сошедшая с полотен живописцев эпохи возрождения.
Её две очаровательные грудки, по – девичьи задорно торчали, призывно зовя к себе, и как бы смеялись над нерешительностью.
Он в восхищении окинул быстрым взглядом