же подняла она со стола голову, засверкали молнии, загремели громы и пролился столь изобильный дождь, что ни достоуважаемый Венедикт, ни братия, бывшие с ним, не могли и шагу сделать с того места.
Тогда муж Божий стал горько жаловаться: „Да пощадит тебя всемогущий Бог, сестра моя; что ты сделала?“
Та отвечала ему: „Се, просила я тебя, но ты не пожелал меня слушать; попросила Господа моего – и Он услышал меня…“»
Дождь лил до утра.
Всю ночь брат и сестра провели в разговорах, насыщая друг друга беседой о жизни вечной. Вспоминали ли они при этом о своем детстве, о старом родительском доме в Нурсии? Бог весть. Монахи и монахини сидели на лавках у стен, кто слушал их тихую речь, кто молился, кто дремал.
До зари звезды дрожат,
вся цена жизни – конец.
Ты послушай: дышит душа,
бьется, бьется в теле птенец.
Венедикт совершил множество чудес в своей жизни. Но тут, как пишет святитель Григорий, он «встретил чудо, совершенное силою всемогущего Бога из сердца жены. И большее чудо могла тогда совершить сия жена, которая давно желала видеть своего брата. Ибо, как сказал Иоанн: „Бог есть любовь“, и еще, как справедливо говорят: кто больше любит – тот больше может».
На следующий день они расстались.
Светило солнце; Схоластика вернулась вниз, в свою келью; Венедикт поднялся наверх.
Еще через два дня, глядя в окно, он увидел белую голубку, поднимавшуюся в небо – как раз с того места, где жила Схоластика.
Встав на колени, он начал молиться.
Призвав братьев, он объявил им о кончине Схоластики.
«Потом, – сообщает святитель Григорий, – тотчас послал их, чтобы принесли тело ее в монастырь и положили в гроб, который он для себя приготовил. Таким образом, и тела тех не были разлучены погребением, чьи души всегда были соединены в Боге».
Он пережил ее ненамного.
Уплывем завтра, сестра,
в ту страну, где благодать!
Незадолго до смерти у него было видение, похожее на то, какое описал Борхес в своем «Алефе».
Венедикт, как пишет святитель Григорий, увидел «весь мир, как бы собранный в единый луч солнца».
Весенние травы в Нурсии.
Узкие улицы Рима, по которым он бродил в плаще студента.
Разбитое сито в Эффиде. Веревка, на которой добрый Роман спускал ему хлеб…
Шумный ливень в Кассинуме и лицо сестры, которая пыталась, но так и не могла скрыть своей торжествующей улыбки…
Андрей
Я в этой церкви слушала Канон Андрея Критского в день строгий и печальный…
Это имя обязательно возникает в памяти хотя бы раз в год – в первый день Великого поста, «день строгий и печальный».
На вечерне освещение в храмах гасится, клир выходит в черных одеяниях. Молча стоят прихожане; кладутся на холодный пол подкладки для земных поклонов, ставятся редкие свечи.
Звучит тихий припев: