день. Время приближалось к полудню. Курсанты, как и напутствовал их взводный, рванули к границе полигона, означенной плохо натянутой колючей проволокой на изгнивших, шатких столбиках с многочисленными лазами в виде заворотов ряд на ряд. Легко преодолев это неказистое ограждение, они словно в освежающую воду нырнули в прохладный, нечастый лес.
Эй вы, ханурики, не расползаться! – Кручинин ни на минуту не переставал ощущать груз ответственности.
Команда-предупреждение оказалась к месту. Именно этот окрик заставил Митрофанова прекратить не вполне осознаваемое движение вглубь леса. Другие тоже, как только вдохнули чистейший, неуловимо отличный от полигонного, воздух, почувствовали мякоть мха… шелест листьев… Глоток свободы действовал опьяняюще.
Кроме Кручинина, пожалуй, ещё Каретник, по причине несколько большего жизненного опыта, не поддался чарам первозданной красы.
– Слышь, мужики, давай где-нибудь тут привал сделаем, отдохнуть и перекурить надо, – Валера и внёс конкретное предложение.
Все молча согласились. Подходящую поляну нашли быстро, небольшую, уютную, поросшую высокой не кошенной травой. Наверное от того, что уже немало дней они сосуществовали бок о бок везде – в казарме, столовой, строю… – здесь как-то самопроизвольно разбрелись. У всех возникло желание обособиться, побыть наедине со своими думами в этот вдруг выпавший миг относительного покоя и блаженства. Разве что Елсуков расположился рядом с Каретником. Но он преследовал сугубо меркантильную цель – у запасливого «деда» всегда имелись в заначке сигареты, а Елсуков был первый во взводе «стрелок» курева. Но Валера сразу распознал его намерения:
– У меня последняя осталась.
– Ну, оставь хоть докурить, – моляще заскулил Елсуков. Каретник лишь неприязненно смерил его взглядом и, ничего не сказав, стал приминать траву, готовясь на неё улечься.
Некурящий Вовчик Митрофанов лежал вверх лицом, зажмурившись, и не видел неба, не ощущал солнца. Он видел… футбольный мяч… Мяч, взмыв, опускался прямо ему на грудь. Он привычно отклонился корпусом, погасил скорость мяча, и тот послушно скатился с груди на ногу… Леса, поляны, высокой травы не было. Был газон футбольного поля, короткая редкая травка, линия штрафной площадки… Именно с линии штрафной Вовчик любил «класть» мяч в ворота, не ближе и не дальше. По мячу веско прикладывался с этаким подрезом, дабы он взлетел выше защитников, и скользнул под самую планку. Свой коронный удар Вовчик производил и сейчас в полусне…
Утренний марш и занятия на препятствиях, потребовавшие мобилизации физических и моральных сил, основательно вымотали курсантов. Но они молоды, и потому даже небольшого отдыха хватало для восстановления. Они просто не могли знать, что лёгкость, с которой переносятся трудности, не безмерна, это шагреневая кожа, сокращающаяся со временем, и что надо бы поберечься, и прежде, чем валиться с ног, хотя бы посмотреть,