Какому мужчине?
– Твоему приятному мужчине. Он всегда был лучше, чем я.
– Кто – Тони?
Но мать, казалось, говорила скорее сама с собой, чем с дочерью.
– Ему это оказалось легче, чем мне. Лучше бы остался он, а не я. Он с тобой управлялся лучше, чем я. Хороший был человек, Гарри. Хороший отец.
– Папа? Папа хотел, чтобы это было у меня, мама? Почему папа хотел мне это отдать? Я там была?
Но мать снова погрузилась в морфиновое беспамятство.
– Кофе?
Тони стоял на пороге со стаканчиком отвратительной жижи, которая в хосписе сходила за кофе. При звуке его голоса у матери задрожали веки.
– Я с ней посижу, – сказал он. – Иди отдохни.
– Да, – ответила Мэлори, – хорошо.
В руке она так и держала фотографию.
Почему мать с ней просто не поговорила, когда умер папа? К чему все эти чертовы шпионские игры? Ладно, в семье есть какая-то позорная тайна. И что? Ей наплевать. Папа умер. Это все уже не имело значения. Мэлори чувствовала, как закипает, клокочет от ярости, у которой, казалось, не было ни источника, ни выхода.
По дороге домой Тони отвечал уклончиво. Нет, мать ничего не говорила.
– Но она сказала, что говорила. Сказала, что что-то тебе отдала.
– А, это. Просто кое-какие бумаги, Мэл. Я их не просматривал, они в чемодане. В ее словах не больно много смысла, правда? – Он приобнял Мэлори. – Сейчас не время.
Мэлори надулась, злясь на мать за то, что та заставила ее переживать, злясь, что мать заставила ее злиться. Потом мать умерла. А к тому времени ее уже поглотила смерть собственного брака. Похороны состоялись только в ноябре, в линялый, цвета сепии день. Как на негативе фотографии, остались только тени.
Она чувствовала – что? Ей не то чтобы хотелось чем-то заполнить пустоту, это было слишком просто, но образ этого дома ее не отпускал. Если бы только папа был рядом, чтобы с ним поговорить! Он хотел передать ей фотографию. Наверное, она для него что-то значила, что-то, о чем мать не хотела ей рассказывать. На обратной стороне кто-то написал старомодным почерком: «Дом на Болотах, Стиффки». Дата не указана. На фото был изображен неуклюжий асимметричный дом с крытым крыльцом посередине и щипцом сбоку, к нему шла изгибавшаяся дорожка, по обе стороны стояли темные деревья, передний план терялся в тени. Деревня на северном побережье Норфолка, это Мэлори знала, но больше ничего. Она понятия не имела, какое отношение к дому имеют – если имеют – ее родители. Она думала, они оба из Нориджа. Но их уже не спросишь.
В тумане после похорон она позвонила в агентство, занимавшееся арендой недвижимости. Вероятность того, что дом доступен, казалась ничтожной, но она не оставляла попыток, пока не нашла кого-то, кто сказал: да, он пустует, она может его снять, если ей так хочется. Сказано это было таким тоном, что затея показалась чистым безумием. Поначалу она собиралась просто съездить взглянуть на дом, но мысль начала оформляться и расти, пока не превратилась в ее единственное желание. Они поедут туда на Рождество. Отметят праздник как положено,