фонарей и тусклый свет окон. Справа что-то зашуршало. Лесли посмотрел в ту сторону. Тело. Человек. Ранен или убит. Лесли бросился туда, в черную тень дома. Наклонился к телу. Это Генри, доверчивый Генри. Его друг. В груди Генри кинжал. Губы друга шепчут что-то. Лесли вслушивается в слова умирающего. «Это Дорн» Бедный Генри мертв. Коварный Дорн заманил его в ловушку и убил на этой темной пустынной улице. Это работа извечного Зла. В завывании ветра зловещий смех. Удаляющиеся шаги в пустоте улицы. Но он, Данька, отомстит за друга. Уничтожит Дорна. Он, Данька, победит. Конечно, не он, а Лесли, но это без разницы. Бросается следом, надеясь в лабиринте улиц догнать Дорна. Но тот ускользает. Злодею не откажешь в уме и тонком расчете. Дорн укрылся на следующей странице, но Даня перелистнет ее, схватка неизбежна. Он так увлекся повествованием, что не заметил, как пришла мать. С порога она крикнула:
– Даня, я пришла. – В руках сумка с продуктами. В глазах радостный блеск. Зарплату дали, еще один месяц удалось свести концы с концами.
– Да, мам, – он встал с дивана, отложил книгу. – Мама, а я ужин приготовил. Разогреть?
– Разогрей, Даня. Я сейчас переоденусь и поужинаем.
Она ушла в свою комнату, а Данька бросался на кухню, разогреть еду. Когда они сели за стол мать, такая радостная, сказала:
– Нам сегодня зарплату дали. В выходные съездим, тебе брюки купим. – Мария Петровна ласково улыбается, поднося к губам чашку с чаем.
– Да зачем, мама! – Опять она о своем. Он переживет. Не стоит разбрасываться деньгами.
– И не возражай. Купим. И еще премию дали. – Мать так сияла, словно ей вручили государственную награду, и вручили в Кремле, сам Президент.
Данька улыбался в ответ. Премию. Что там, сущие гроши, но мать так радовалась, а ему захотелось ее поддержать. Она радовалась искренне, как ребенок, своему счастью.
– А еще, – мать понизила голос, словно делилась страшной тайной, – я узнала, что в колледже по соседству, экономический, кажется, техничка требуется. По совместительству. Работать можно вечерами. После работы. Мне по пути будет. Берут на полную ставку. А платят больше, чем в музее мне. Здорово. Разбогатеем. Жить будем, как миллионеры.
«Как миллионеры, – грустно думал Даня, – вот тебе три рубля и не в чем себе не отказывай». Но расстраивать мать не стал. Когда еще он увидит ее улыбку. Светлую, без привкуса печали. Чаще поутру он видит, как стоит она у окна на кухне. Плечи печально поникли. Руки рассеянно гладят подоконник. Девочка, заблудившаяся в этой стране.
– Здорово! А можно я тебе там помогать буду?
– Нет, Даня. Я сама управлюсь. Ты здесь мне по дому помогаешь.
– Но мама…
– Не спорь. Это не обсуждается. Представляешь, как нам повезло. Будем жить, как богатые люди.
– Да, мама, – Данька снова грустно улыбнулся и пропел, – Хэв ю эни маней, ю из ричмэн ту. Если у тебя немного денег, ты тоже богач.
Мать так была рада своим новостям,