в город любви лета, просто закрой глаза,
и я никуда не уйду.
Эрос
На твоём столе всегда покоилась фотокарточка, на которой мои руки крепко обнимали тебя, – вечные объятия, которым не было суждено разомкнуться, если только не разорвать фото на две неровные части, но мы по-прежнему останемся слитыми воедино, проникающие в друг друга.
Отчётливо помню тот вечер в библиотеке, когда лучи июльского заходящего солнца касались гладкой поверхности стола, одного из тех, которые педантичной линией были расставлены вдоль удобных кресел, образуя вычурный ряд. Тогда было тепло и пусто, потому что только безумец предпочтёт в такой вечер хоронить себя в стенах библиотеки, среди книжной пыли и запаха старых, пожелтевших от времени страниц. Но мы были такими. Два безумца, слишком далекие от привычных норм и устоев, связанные своими извращенными предпочтениями, непонятными другим, и безумной любовью.
Я была пролитым на пятьсот пятьдесят девять страниц слез романом, изломанными и недописанными строками, утратившими суть, недорисованными портретами, которые ты бесконечно бросал, чтобы вернуться снова. Ты же для меня – самые тёплые сказки, «жили они долго и счастливо», о существовании котором я думать не желала. Я называла тебя Маленьким принцем и прекрасным Каем, шептала это, слизывая кровь с твоих искусанных в поцелуях губ, ощущая её чистоту и выраженный аристократизм. Ты был таким – для многих надменный и слишком резкий, грубый и шумный, признающий только своё мнение и свои взгляды, не терпящий возражений. Я же увидела в тебе то, что было от других глаз спрятано за семью печатями. Ты умел быть со мной маленьким мальчиком, нуждающимся в моих руках, всегда собранный, мудрый, знающий все наперёд, сдерживающий мои приступы глупости, ревности, до мозга кости женской импульсивности. Из нас двоих я была ураганом, способным разрушить все на своём пути. Ты же это отстраивал, складывал по кирпичикам, учил меня заново любить и доверять.
Ты называл меня Снежной Королевой, когда я считала себя просто раненым зверем, который, после стрелы в левое подреберье, больше никогда не смог бы есть с руки – с твоей я ела практически с закрытыми глазами, не боясь обнаружить яд. Ты кормил меня любовью с серебряных ложек, не позволяя больше слизывать её с ножей.
Твои нахальные руки всегда отвлекали меня от затягивающего водоворота мыслей, не позволяя думать. Думающая женщина – проблема, умноженная на два. Ты возводил её в минус, ведя носом по моей шее прямую линию, прежде чем позволить губам сомкнуться на мочке уха. Влажно и горячо, чувствуя твоё дыхание в шею и то, как трудно сидеть вот так, делая вид, что ничего зазорного не происходит. Ты любил испытывать меня, а мне нравилось сдаваться тебе. Снова и снова.
– Я хочу, чтобы ты прочла мне сказку, – твой возбужденный шёпот совсем близко, вынуждая меня всего на секунду прикрыть глаза, словно это способно было помочь справиться с желанием ощутить тебя в себе.
Пальцы свободной руки придвигают ко мне распахнутую