бы этого пиндоса в плен, там, на серой зоне, и пристрелил бы его, – проворчал Бамут.
– Нет, ты бы не смог его убить, – буркнул я, комментируя слова Бамута, прекрасно понимая его внутреннее настроение, – слишком он ценен для нас.
Когда ты стреляешь во врага, ты стреляешь не в человека, ты стреляешь в существо, которое пришло убивать других людей. Я ни разу не слышал от реальных людей (не от киношных героев), что стрелять во врага было мучительно тяжело. Более того, это вызывает чувство азарта и стимулируется страхом погибнуть раньше, чем унесешь с собой побольше врагов.
Если ты успешный и результативный воин, то может возникнуть другая проблема – ощущение всевластия. Каждый человек – это личный жизненный опыт, отдельный мир, с которым связано множество других судеб. Когда тебе повезло, и ты, будучи необнаруженным, видишь противника в прицел, невольно начинаешь ложно чувствовать свое величие. Ты начинаешь свою игру – позволяешь противнику пожить еще пять или десять секунд, а потом жмешь на спусковой крючок, жадно считая секунды. И наступает эйфория.
Если с тобой это произойдет, то, считай, что ты перестал быть человеком. Ты превратился в существо, которое забыло, за что сражается. Каждый боец должен понимать, что участие в войне – это не только подвиг, но и ответственность. Главное – выполнить приказ, выжить и остаться человеком.
Также я ни разу не слышал, чтобы кому-то снились лица убитых врагов. Неужели пиндосы такие ранимые, какими их показывает кино? И «вьетнамским синдромом» никто не страдает. Да, были случаи, когда некоторые ребята временно теряли рассудок из-за войны, из-за страха, оттого что их сознание не смогло объяснить и принять новую реальность. Им везде мерещились снайперы противника и казалось, что вот-вот по ним прилетит снаряд. Они явно слышали свист летящей мины и шелест снаряда, хотя в тот момент ничего не происходило.
А «вьетнамским синдромом» страдают солдаты, которые убивали невинных мирных жителей. Как америкосы во Вьетнаме, Ираке, Афганистане и других странах. Мы не такие, мы за справедливость. Наше дело правое, и враг будет разбит!
– Молодцы, парни, – похвалил нас подошедший комбат. – Хорошо отработали, знатный трофей притащили. Я даже не буду звездюлей вставлять за испорченные пончо, которых всего пять было на весь батальон.
– Дык, товарищ майор, для правого же дела накидки испортили, раненого товарища с поля боя вынесли, – нахмурился Бамут. – Кстати, как Ковалев?
– Нормально, жить будет, вовремя дотащили, – ответил комбат. – Просто при себе, Бамут, надо было иметь специальные носилки, а не мастырить из пончо. И тебя, Псих, это тоже касается, как старшего группы. Надо заранее думать, на чем и как будете эвакуировать раненых. Пока прощаю, но в следующий раз звездюлей вставлю! Ясно?
– Так точно, товарищ майор, – хором ответили мы с Бамутом.
Мы с Семеном – бойцы опытные и знаем нашего комбата с тех времен, когда он был старлеем, поэтому делать серьезный и виноватый вид,