вода в «титане» закончится, а когда поезд уйдёт со станции – и в сортире. Воинский эшелон – это особенная форма путешествия, в идеале исключающая любой оттенок разнообразия. Питание – сухой паёк из дешёвых консервов и ржаных сухарей, ну и если у кого чего-нибудь осталось «нетабельное», которое быстро заканчивается. Остановки где-то вдали от людей, в окружении бесконечных цистерн с мазутом. Дозаправки водой происходят значительно реже, чем в обычных гражданских поездах.
– Дежурного ко мне! – бросил он одному из солдат, бегающему по вагону в поисках ножа.
– Вызывали, товарищ капитан?
Дежурный что-то дожёвывал на ходу и был обут в казарменные тапочки на босу ногу.
– Все на месте?
– Так точно! Все.
– Ботинки обуй. Свободен.
– Есть, товарищ капитан!
Сержант явно был обрадован немногочисленности указаний. «Алмазная река». Было в этой фразе всё равно что-то долгожданное… Сутки в пути прошли почти незаметно. Был январь, но город встретил плюсовой температурой и слякотью. Это был не первый и не последний воинский эшелон за последующие десять лет, в течение которых длилась его служба. Но ничего напоминающего о той алмазной реке больше не было никогда.
Наступил две тысячи десятый. Когда его увольняли, страна в буквальном смысле горела от природных пожаров, словно и природа была возмущена несправедливостью и вероломностью принятого в отношении него решения. Выходного пособия он был лишён, поэтому новую жизнь пришлось начинать быстро. Без раскачки… Жизнь на гражданке, временами и напоминавшая путешествие в воинском эшелоне, в общем, была гораздо насыщенней и интересней, и он быстро простил всех, кто со злобной радостью избавился от него после двадцати лет службы.
Слова… Причиной всего почему-то считаются слова. Все их любят, когда за ними ничего не стоит, и все их ненавидят, когда они несут истину. Никто не хочет понимать их сути. Как хорошо сказал один человек, что свобода слова на самом деле существует, но это свобода лжи. А правду, по-прежнему, можно говорить только на костре.
Осень. Уже блекнут краски за окном, деревенский воздух прозрачный, чистый, с запахом чуть подмороженной травы и с дымком от дубовых дров. Хочется молчать и ни о чём не думать. На душе – радостно и одновременно тревожно. Взять бы и как-то незаметно и небольно исчезнуть, раствориться, потому что кажется – ничего лучше уже не будет… Застолье. День рождения у отца. Всё идёт своим чередом. Подходит очередь говорить речь. Всегда вспоминается «классика»: «А сейчас Чебурашка скажет вам речь!» – «Вот мы строили, строили, и наконец – построили!» [12]Ничего лишнего. Итак, он должен сказать. Чуть быстрее начинает биться сердце. Он не пьян сегодня, он никогда не пьян… Только немного тяжелее становится язык, только реже переводится взгляд, только одинаково неинтересными становятся еда и застольные разговоры. Но речь! Её необходимо произнести, все ждут. Он произносит её не первым и не вторым. Поэтому – здоровья, счастья, денег, благ, «а главное –