агентов, доверительных связей и контактов советской разведки практически по всему миру, прежде всего в Европе, в том числе и Англии. А заодно и сведения об агентах инфраструктуры советской разведки, то есть о лицах, которые выполняли важные вспомогательные функции, – о содержателях конспиративных и явочных квартир, почтовых ящиков, пунктов телефонной связи, радистах, курьерах и т. д. Для сведения читателей: вся агентурная сеть, например, внешней разведки СССР (то есть НКВД-НКГБ СССР) к началу войны насчитывала чуть более 600 агентов. Когда отчет британской контрразведки по опросу Кривицкого попал в Москву, на Лубянке попросту за голову схватились. Кстати говоря, именно из-за него руководство разведки вынуждено было отозвать из США главу мощной нелегальной резидентуры Исхака Абдуловича Ахмерова и его заместителя Нормана Бородина. А ведь у них на связи находилась столь ценная агентура, что о своем намерении чихнуть президент Рузвельт нередко узнавал только после того, как об этом уже знал Сталин. То же самое произошло, когда с помощью Р. Зорге в Москве получили отчет японской разведки об опросе Люшкова. Орлов-Фельдбин, в свою очередь, дабы обезопасить свою шкуру, нагло угрожал расшифровкой более чем 60 особо ценных агентов и операций советской разведки. А ведь он, к глубокому сожалению, имел прямое отношение к вербовке знаменитой «кембриджской пятерки» лучших агентов советской разведки. Не говоря уже о знании других агентов и операций. А сколько сдал Н. Порецкий – так и вовсе неизвестно. К тому же имейте в виду, что здесь названы только те случаи, которые официально преданы гласности…
Увы, но в подобных случаях любая разведка категорически обязана как «законсервировать» свои (возможно) засвеченные перед противником агентурные сети, так и одновременно организовать их особо тщательную проверку. К глубокому сожалению, до момента окончания такой проверки практически любая информация, исходящая от такой агентуры, априори будет восприниматься, по крайней мере некоторое время, если и не с явным подозрением, то уж с сильным скепсисом и пессимизмом точно. Избежать подобного, увы, просто нереально – за достоверность предоставляемой секретной информации разведка отвечает перед руководством государства фактически головой. Однако хочу вновь подчеркнуть, что как сильный скепсис и пессимизм, так и откровенное иногда подозрение в отношении поступающей от такой агентуры информации не есть следствие какого-либо страха руководства разведки или присутствующей в его сознании шпиономании. К глубочайшему сожалению, это временно крайняя, но вынужденная мера предосторожности, без которой безопасность самой разведки обеспечить невозможно. А без этого нет и шанса гарантировать достоверность докладываемой руководству государства информации. Таковы не просто суровые, а именно же жестокие в своей объективности реалии разведки.
Если