сейчас ты соблазнил мою сестру, да боишься сказать об этом открыто, так как «в краденый барабан бить нельзя». Погоди, я еще встречусь с Фын-цзе, расскажу ей все, и тогда поглядим, как она с тобой разделается! Лучше прекратите об этом разговор, иначе я из вас с братцем выколочу ваши собачьи души, а потом и за твою жену возьмусь!.. Хочешь, чтоб я с тобой выпила? Что ж, давай выпьем!
Она взяла чайник, наполнила кубок, отпила наполовину, а затем, протягивая остаток Цзя Ляню, сказала:
– Я не пила с твоим старшим братом, но с тобой выпью за дружбу.
Цзя Лянь от испуга почти протрезвился, а Цзя Чжэнь совершенно опешил – он не ожидал, что Сань-цзе может так опозорить их. Братья давно привыкли к разврату и никогда не наталкивались на подобную грубость. Они даже ничего не могли ответить.
– Позовите Эр-цзе! – кричала между тем разъяренная Сань-цзе. – Будем веселиться вместе! Хозяина дома нельзя обходить! Мы друг другу не посторонние: вы братья, мы сестры, давайте пировать вместе!
Старухе Ю стало неудобно. Цзя Чжэнь хотел ускользнуть, но Сань-цзе не соглашалась отпустить его. Цзя Чжэнь сильно раскаивался в своей необдуманной затее, он и не предполагал, что вместе с Цзя Лянем получит такой отпор.
Между тем Сань-цзе сорвала с себя украшения, сбросила верхнее платье и распустила свернутые пучком на затылке волосы. Теперь она осталась в тонкой красной кофточке, наполовину расстегнутой, почти обнажавшей ее белоснежную грудь. На ней были ярко-зеленые штаны и изящные красные туфельки, такие яркие, что рябило в глазах. Настроение ее менялось мгновенно, она то радовалась, то сердилась, то вставала с места, то садилась, ее жемчужные серьги раскачивались, как качели, и при свете лампы алые губы казались яркими, как киноварь… Ее глаза, чистые, как воды Хуанхэ осенью, после выпитого вина сверкали и искрились. Цзя Лянь и Цзя Чжэнь жаждали приблизиться к ней, но не хватало духа. Им хотелось уйти от нее, но они не были в состоянии сделать шагу. Ошеломленные красотой девушки, они не только перестали говорить пошлости, но словно потеряли дар речи.
Сань-цзе безудержно болтала, сыпала грубыми деревенскими словами, смеялась и издевалась над Цзя Лянем и Цзя Чжэнем.
Пресытившись вином и потешившись вволю над братьями, Сань-цзе выгнала их и улеглась спать. А после этого служанки всякий раз, когда были чем-либо недовольны, злословили и ругали Цзя Чжэня, Цзя Ляня и Цзя Жуна, обвиняя их в том, что они обманули вдову и сирот.
Цзя Чжэнь больше не осмеливался приезжать сюда; только когда Сань-цзе бывала в настроении, она приказывала слугам позвать его. Но когда Цзя Чжэнь являлся, он чувствовал себя настолько стесненным, что полностью подчинялся Сань-цзе и делал все, что она хотела.
А теперь, дорогой читатель, послушай! Сань-цзе от природы была необычайно хитрой и скрытной. Она обладала красивой внешностью, любила наряжаться и вела себя довольно вызывающе. В этом отношении никто не мог с нею сравниться. Все мужчины – не говоря уже о таких, как Цзя Чжэнь и Цзя Лянь, обладавших не очень большим опытом, но даже закоренелые волокиты с окаменевшими сердцами