его второе «я», всегда выполнявшее роль стороннего наблюдателя, оценило по достоинству колоритность старика и зафиксировало в памяти его облик на всякий случай – а вдруг когда-нибудь пригодится? Для хорошего детектива со временем это становится своего рода второй натурой. Грант уже собирался вежливо распрощаться с этим воплощением преданной бесполезности, как вдруг мелодичный голос за его спиной произнес:
– Инспектор Грант? Неужели это вы?
Он обернулся и увидел Рей Маркейбл. Она была в обычном уличном платье и, очевидно, направлялась в гримерную.
– Хотите подработать? Боюсь, мы не сможем вам дать даже самой крошечной роли без слов, ведь уже скоро начало.
Она слегка улыбалась своей знаменитой дразнящей полуулыбкой, ласково поглядывая на него из-под полуопущенных век. Они познакомились год назад, когда у нее украли чудовищно дорогую шкатулку – подарок одного из ее самых богатых поклонников, и хотя с тех пор ни разу не виделись, она явно запомнила Гранта. Он невольно почувствовал себя польщенным, при этом его второе «я» тут же отметило это обстоятельство и ехидно хихикнуло. Грант объяснил причину своего визита в театр, и улыбка тотчас же сбежала с ее лица.
– Бедняга! – проговорила она. – Да и вы, инспектор, тоже! – И она легко коснулась его руки. – Небось весь день вели допросы? И в горле совсем пересохло? Пойдемте-ка выпьем чаю у меня в гримерной. Моя горничная уже там, сейчас она нам все приготовит. А мы уже укладываемся. Это всегда грустно, мы так долго здесь играли.
Она провела его в свою гримерную – комнату, наполовину состоящую, казалось, из зеркал и шкафов с костюмами и больше похожую на цветочный магазин, чем на жилое помещение.
– В мою квартиру они больше не вмещаются, поэтому приходится оставлять их здесь, – заметила она, небрежным жестом указывая на цветы. – А в больницах очень вежливо, но твердо отвечают, что они уже взяли столько, сколько смогли, и больше не требуется. Не могу же я, право, объявить, как делается иногда на похоронах: «Просим цветов не приносить»! Публика обидится.
– Это единственное, чем люди могут выразить вам свою признательность.
– О, разумеется. Я понимаю. И я благодарна. Даже очень. Только все хорошо в меру.
Она налила ему чай, а горничная достала коробку с крекерами. Он размешивал сахар, а Рей наполняла свою чашку – и вдруг он невольно дернулся, как конь, когда неопытный наездник резко натягивает поводья, – она была левшой!
«Ну и дела! Да ты, братец, не только заслужил отдых, ты в нем просто остро нуждаешься! – с отвращением к самому себе подумал он. – С чего тебе взбрело в голову придавать этому факту особое значение? Как ты думаешь, сколько таких в Лондоне? Наверное, целая уйма. Это уже какая-то болезненная подозрительность!»
Чтобы прервать молчание, а также оттого, что эта мысль не давала ему покоя, Грант вдруг произнес:
– А вы, оказывается, левша.
– Да, – равнодушным тоном, как