был попросту слеп.
Ты, возникая, прячась,
даровала мне зрячесть.
Так оставляют след.
Так творятся миры.
Так, сотворив их, часто
оставляют вращаться,
расточая дары.
Так, бросаем то в жар,
то в холод, то в свет, то в темень,
в мирозданьи потерян,
кружится шар.
– Вы любите Бродского? – поинтересовалась Лена
– Нет, я просто люблю хорошие стихи. Эти стихи хорошие. Настоящие. Сейчас так уже не пишут. Сейчас вообще не пишут стихов.
– А Вы сами? – неожиданно сама для себя спросила Лена.
– Что? Я? Пишу ли я стихи? Ну… Стихами это не назовёшь. Так, иногда кое-что пытаюсь рифмовать. Может быть, когда-нибудь, когда я умру, обо мне будут говорить, что потеряли великого поэта.
– Да ну, типун Вам на язык, Глеб! Зачем Вам умирать?
– Все мы внезапно смертны, Леночка, как говорил Михаил Афанасьевич.
– Прекратите, ради Бога!
Глеб неожиданно замолчал, взял Ленину руку и прижал к губам.
Она хотела отдёрнуть и не смогла. Некоторое время оба молчали.
– Послушай, может нам пора перейти «на Ты»? – тихо спросил Глеб.
Лена ничего не ответила.
И вдруг сказала.
– А знаешь, когда мне было лет восемь, я попросила твоего отца купить мне мороженое. Он стоял у Театра и курил. А я увидела, подбежала и вот так, запросто попросила. И он купил.
– Да, мама говорила, что дети производили на него просто магическое действие. Он всегда хотел иметь большую семью. Но… вот, получился только я. Можно сказать, копия с оригинала.
– Но совсем неплохая копия! – оба засмеялись.
Начал накрапывать дождь. К остановке подошел автобус. Лена махнула Глебу на прощанье, вошла в салон и села у окна. Глянула на улицу и с огорчением заметила, что Глеба на остановке нет.
– Ну и ладно. В конце концов, он ведь совсем мальчик! А я уже вполне зрелая женщина. Гожусь ему если не в матери, то в старшие сёстры.
– Девушка, у Вас свободно? Можно присесть рядом с Вами? – вдруг услышала Лена очень знакомый голос
Чуть прищурившись, на неё весело смотрел Глеб. Лене оставалось лишь покачать головой и рассмеяться ему в ответ.
Москва, октябрь 1981.
Когда Луиза вошла в комнату, первое, что увидела нечеловечески напрягшуюся, по-особому угловато ссутулившуюся фигуру стоявшего у окна мужа. Игоря она видела в разном состоянии, в том числе и в почти разобранном, но такого превышающего все пределы натянутости не было никогда.
– Игорь! – пугаясь собственного голоса, окликнула Луиза. Ей казалось, что сейчас он просто лопнет, как гитарная струна со звенящим стоном, и этот звук, набирая мощь, разрежет её напополам.
Не оборачиваясь, Игорь взмахом руки подозвал её к себе, сунул в руки бинокль и почти прошипел в самое ухо
– Ты видишь там, внизу машину?
Луиза посмотрела в указанном им направлении. С высоты восемнадцатого этажа всё, что находилось и двигалось далеко внизу казалось съёмками сверх авторского кино или зеркалом в какой-то иной, совершенно незнакомый