прости, мам, – произносит она, убрав печенье обратно на поднос.
– Нет, подожди, не перебивай меня. Ты знаешь, как я волнуюсь за вас с Джеком. Когда вы болеете или… Или когда с вами случается что-то похуже… Это просто разбивает мне сердце! Я даже представлять не хочу, что со мной будет, если с кем-то из вас произойдет нечто действительно плохое. Поэтому я всегда пыталась разговаривать с тобой обо всем, чтобы знать все, что с тобой происходит, чтобы предотвращать возможные серьезные проблемы. Но развод с вашим отцом… Мне было слишком тяжело его пережить. Я не привыкла быть одна, быть одним родителем для вас, не привыкла все делать самой. Поэтому я слишком много времени уделяла своим проблемам, а не твоим. И даже не задумывалась о том, что тебе было намного хуже. Я заставляла тебя ходить к психологу, думала, тебе это поможет все пережить, но я просто боялась брать на себя ответственность за твое психическое здоровье. А я должна была. Должна была быть ближе к тебе, когда тебе это было нужно. Я правда боялась, Хэвен, что из-за того, что переживаю сама, не смогу помочь тебе. Что я не буду достаточно сильной для этого.
Мама замолкает, переводя дыхание, и Хэвен почти физически ощущает ее волнение. Она хочет сказать что-то, успокоить ее, но мама снова начинает говорить, и поэтому она просто придвигается ближе и берет ее за руку.
– Я думала… Хэвен, я слишком много думала о том, что мы с твоим отцом больше не вместе. И как бы это ни было ужасно, но я оплакивала его уход больше, чем смерть Джеймса, – она всхлипывает и сильнее сжимает ее ладонь. – Но сейчас все поменялось. Я не знаю, хорошо это или плохо, я даже не уверена, можно ли так говорить, но, если честно, даже несмотря на то, что Джеймс не был моим родным сыном, я жалею о том, что умер он, а не твой отец.
– Мам, так точно нельзя говорить! – Хэвен прижимается к ней, от ее проступивших слез намокает мамина блузка, и ей вдруг становится очень хорошо. Даже ставшая перманентной боль притупляется.
– Знаю, милая. Но в каком-то смысле это было бы справедливо. Джеймс был лучшим человеком, что твой отец.
Хэвен трудно сдержать слезы. Сколько раз после смерти брата она пыталась заговорить с мамой о нем? В какой-то момент она перестала пытаться, закрылась в себе и даже не задумывалась о том, что творится в душе у мамы.
– Это было круто, мам, правда, – они обнимаются, и Хэвен почти забывает о боли. – Правда, спасибо…
Ее прерывает резкий звонок телефона. Стоило давно поменять Rammstein на что-то более спокойное.
– Извини, – Хэвен вытаскивает телефон из-под подушки и уже собирается нажать на кнопку отбоя. – Я потом отвечу, это неважно…
– Нет, нет, нет! – мама быстро проводит ладонью по щеке, вытирая слезы. – Ответь, это твоя подруга. – Она встает, направляясь к двери. – Я на самом деле рада, что ты нашла здесь друзей; общение со сверстниками очень важно в твоем возрасте, особенно сейчас, когда… – она делает паузу, перед тем как закрыть за собой дверь. – Ну, ты поняла. Мы обязательно поговорим с тобой еще, позже.
Секунду Хэвен смотрит на закрывшуюся за мамой дверь, а потом подносит телефон к уху.
– Ками?