сказал товарищ капитан. Все мы, не жалея сил, старались выполнить приказ наркома обороны. И теперь вдруг из-за отдельных товарищей…
Его прервал чей-то зычный голос:
– Конкретней! Каких товарищей?
– Я имею в виду лейтенанта Миронова. Он, конечно, старательный… Это даже командир нашей роты отмечал. Но Миронов забыл о чувстве ответственности перед коллективом, и это привело к чрезвычайному происшествию. Он недавно делился со мной интересной мыслью: как быстрее готовить данные стрельбы. Но наряду с этим хорошим в Миронове живет, я бы сказал, мелкобуржуазный пережиток собственника – желание отличиться, показать свое превосходство перед другими. А это чувство должно быть чуждо нам, советским командирам. Миронов отнесся к товарищескому совету наплевательски, хотя ему говорили и я и Аржанцев, что его расчеты надо проверить… Мелкое себялюбие взяло верх!
– Регламент! – крикнул кто-то из командиров.
– Мне кажется, – продолжал Жигуленко, – что этот случай должен научить не только лейтенанта Миронова. Надо нам всем повысить требовательность к себе и добросовестней выполнять свои обязанности, не забывая, что честь подразделения, в котором ты служишь, должна быть для тебя превыше собственного «я»…
Вслед за Жигуленко попросил слова старший лейтенант Аржанцев. Он сказал:
– Плохо, что Миронов не доверяет нам, как товарищам. Это его и подвело.
Заканчивая выступление, Аржанцев сказал, что ошибся в Миронове, перехвалил его старательность.
Затем на трибуну поднялся командир стрелковой роты старший лейтенант Хренов, никогда не пропускавший случая высказать свое мнение. С пучком рыжеватых волос на макушке, походивших на петушиный гребель, он, как всегда, выступал запальчиво, резко.
– Нет, не выйдет Цицерона из нашего Хренова, – усмехнулся лейтенант, сидевший рядом с Мироновым.
– Лейтенант Миронов, – говорил Хренов, кривя лицо и размахивая руками, как ветряная мельница крыльями, – это опасный индивид. Ему начхать на всех, в том числе и на нас. Он натворил безобразий – и сидит себе спокойно. Я предлагаю судить его. И, кроме всего прочего, это не проступок, а преступление. Миронова надо выгнать из комсомола!
Но вот на трибуну поднялся заместитель командира батальона по политчасти старший политрук Бурунов. Он был взволнован, и, как всегда в таких случаях, его синеватый шрам на правой щеке – отметка Гражданской войны – побагровел, а в глубоко запавших серых глазах появился холодный, стальной блеск. Но говорил он, как обычно, тихо, спокойно, как бы рассуждая сам с собой:
– Я слушал, товарищи, выступления некоторых и, как коммунист, не могу молчать и соглашаться с ними. Они договорились до того, что якобы во всех бедах в нашем батальоне виноват один лейтенант Миронов… Не слишком ли тяжелое обвинение предъявляем мы молодому командиру?
Горобец заерзал на стуле и косо взглянул на Бурунова.
– Если говорить прямо – это не по-партийному и просто нечестно.