наркоматов внутренних дел и государственной безопасности спешно и чётко перестраивались на военный лад. К начавшейся войне эти ведомства оказались гораздо более подготовлены, нежели Вооружённые силы.
Меж тем у Короткова возникла серьёзная проблема. Всего лишь за два дня до полной изоляции посольства от внешнего мира прибыли дипкурьеры. Сбросили свои вализы и тем же поездом отправились обратно в Москву, захватив с собой последнюю диппочту. В одной из вализ был опечатанный пакет, адресованный лично Короткову.
Дело в том, что после того, как берлинские помощники провели пробную передачу («Тысяча приветов всем друзьям»), они обнаружили, что не могут читать шифровки из Москвы. Расстроенный непростительной халатностью какого-то разгильдяя в Центре, Коротков указал в очередной радиограмме Центру: «Остался неотработанным обратный перевод цифр в буквы из-за задержки инструкции Центра».
И вот наконец прибыло подтверждение приёма пробной передачи и запрошенная инструкция:
«Вашу пробную шифровку № 1 расшифровали, текст её: “1000 приветов всем друзьям”. Замена цифр на буквы и обратно должна производиться по постоянному числу 38745 и постоянному лозунгу: “Schraube”[3]».
Кроме инструкции по шифрованию в пакете была крупная сумма денег в рейхсмарках и долларах, предназначенная немецким товарищам для оперативных расходов.
Перед Коротковым встал вопрос, даже два вопроса: можно ли, а если да, то как выскользнуть незамеченным из здания посольства? Охрана поставлена по-немецки обстоятельно. К вечеру она усиливалась, появлялись караульные с собаками.
Понимая, что никто другой ему не поможет, Коротков обратился к Бережкову.
– Валентин, – сказал он, – мне вот так, – он выразительно провёл ребром ладони по горлу, – нужно вырваться в город.
Бережков вопросительно посмотрел на коллегу.
– Проститься со знакомой девушкой, передать ей подарок, – совершенно серьёзно закончил Коротков.
– Причина уважительная, – понимающе откликнулся Бережков. – Проблема в том, что даже я могу выезжать только по договорённости с Вильгельмштрассе, к тому же меня всегда сопровождает Хайнеман.
Эсэсовец был высоким грузным мужчиной уже под пятьдесят. Звание – всего лишь оберштурмфюрер – явно не соответствовало его возрасту. Можно было предположить, что жалованья при столь скромном чине не хватало для содержания семьи (так оно и оказалось). Судя по манерам поведения, Хайнеман, хоть и был эсэсовцем, в сущности оставался добросовестным берлинским полицейским со всеми достоинствами и слабостями этого стража порядка, которого обстоятельства занесли в СС.
Коротков и Бережков решили прощупать Хайнемана, иного выхода у них всё равно не было.
Тот оказался человеком добродушным, выполняя добросовестно свои обязанности, он, однако, никакой враждебности к интернированным советским гражданам не