совместимости и это более чем достаточно.
Наконец-то всё завершилось. Ему забинтовали руки и позволили встать. Медсестра сказала, что его оставят в клинике до утра и попросила следовать за ней.
Палата, куда его привели, оказалась одноместная с отдельной уборной. Кровать застелена чистым белоснежным бельём. На столе стоял поднос с едой.
Татаринцев уже успел оценить сервис в этой клинике. Всё на высшем уровне. Кругом почти стерильная чистота. Есть даже бесплатный доступ в интернет.
Станислав поел, потом написал другу.
«Привет, Слава. Всё хорошо. Оставляют в клинике до утра».
«Привет. Завтра на работу не приезжай. Отлежись. Надеюсь, у тебя всё получится и с Максимом всё будет хорошо», – ответил Вячеслав.
Единственные, кому он сказал о сыне, это Чигинские и Паша. Стас знал: те не подведут и не станут трепаться об этом на каждом шагу. Каким бы отбитым не считали Славку, но друга он никогда не предаст.
После процедуры слипались глаза. Станислав разделся и лёг. За руль ему сейчас всё равно нельзя, а вот завтра он поедет домой.
Вечером принесли ужин. Потом пришёл дежурный врач и поинтересовался самочувствием.
– Всё хорошо. Отоспался и пришёл в норму. Я могу видеть мальчика, для которого сдаю кровь? Хотя бы издалека.
– Вообще-то не положено, – буркнул пожилой доктор.
Стас вынул портмоне из пиджака, который висел на стуле. Потом достал две пятитысячные купюры и сунул доктору в карман синей рубахи.
– А так? – спросил Татаринцев, глядя мужчине в глаза.
– Хорошо. Только никому не говорите, особенно его родителям. Разбужу, когда все лягут спать.
Врач быстро удалился, но не обманул. Ночью он осторожно провёл Стаса к палате Максима.
Стена с одной стороны от двери была стеклянная и занавешена жалюзи. Татаринцев раскрыл пальцами две пластинки и заглянул в щель. Комната освещалась ночником, который стоял на тумбе у кровати. Мальчик спал, подложив ладонь под щëку. Его голова была бритая налысо. От носа тянулась какая-то трубка. С другой стороны кровати стояло оборудование.
У Стаса защемило сердце при виде этого.
– Когда ему будут вживлять мои клетки? – поинтересовался он.
– Завтра. Потом малыша переведут в другую палату. Там специальные фильтры стоят и никто, кроме медсестры или врача, не сможет зайти. Максим будет находиться там месяц. Если за это время не произойдёт отторжение и появится положительная динамика, его выпишут домой. Идëмте. Как бы нас тут не увидели, – шепнул врач.
– Спасибо, что позволили увидеть его.
Стас вернулся в палату, но с трудом уснул. Утром снова пришёл врач, поинтересовался самочувствием и отпустил домой.
Первым делом Татаринцев заехал в ближайшую церковь. Он ещё в армии, перед отправкой на фронт покрестился. Стас и сам не понимал, зачем это сделал. Уж точно не из большой веры. Он, скорее, причислил бы себя к атеистам. Просто тогда был такой прорыв.
Неловко перекрестившись, Татаринцев зашёл