лучше тебе остаться.
Марк выглядит усталым и измученным. Мне его совсем не жаль. Ненавижу.
И…
Боже, ну почему всё так? Почему? Как же мне хочется, чтобы ничего не было! Чтобы я сейчас могла подбежать к нему, прыгнуть в объятия, рассказать о малыше, показать фото первого УЗИ, видеть его счастливые глаза, чувствовать ласку, нежность, вкус поцелуев, слышать сбивчивый горячий шепот признаний.
– Люблю, Аленький, так сильно люблю…
Неужели это всё? Неужели больше никогда не будет?
Если бы я знала, что желания на самом деле исполняются! Вот только потом, когда это случается, ты понимаешь: они не были самыми заветными.
Думаю об этом, когда мёрзну одна на пустой продуваемой всеми ветрами остановке, и понимаю, что у меня получилось…
Глава 24
Отпусти её, отпусти, отпусти…
Ты же понимаешь, что это правильно! Хотя бы сейчас. Когда ты…
Когда ты проиграл. Просрал свою жизнь, в унитаз спустил.
Да-да, Златопольский, только ты… Больше никто.
Виноватых искать бесполезно. Бесполезно искать оправдания.
Ты проиграл. Опять.
Нет, можно сказать, что это твой первый крупный проигрыш, что таких эпичных провалов в твоей жизни еще не было. Но ты же знаешь, что это не так?
Разговаривать с самим собой не лучшая идея. Психотерапевт наверняка быстро поставил бы мне диагноз.
Плевать.
Сижу в кабинете, листаю ленту фото в галерее. Аля, Алька, Аленький. Она, везде она, только она.
Моя девочка. Маленькая, сладкая моя девочка, в которую я провалился сразу.
Охренел. Сам себе не верил. Сначала думал – ерунда, я просто маюсь дурью. Просто хочется чего-то… другого.
Чистого, невинного, непорочного.
Я ведь и не поверил сначала, не «проинтуичил». Просто вокруг давно не было ничего настоящего. Игра. Игра, чтобы получить куш. Маски, притворство, куклы.
Поэтому и решил, что вот это чудо в мокром насквозь сарафане – тоже тщательно разыгранное представление. Она ведь не могла не понимать, что стоит почти обнаженная, что там все насквозь видно? До белья и дальше? Эти острые вишенки, которые хотелось проглотить. Вообще всю её хотелось, прямо там…
И подбородок дрожащий, и взгляд потерянный, когда эта тупая овца хостес пыталась её под ливень выставить. Впрочем, почему тупая? Хостес своё дело знала. И тоже наверняка не поверила, посчитала, что девчонка играет на публику. А публика в ресторане как на подбор, с миллионными и миллиардными счетами, прожжёнными циничными взглядами. И таких вот юных, отчаянных, желающих повысить социальный статус, найти «папика», продать невинность подороже – видали.
Я тоже видал немало и не вёлся. Просто сразу обозначал рамки отношений. Я готов был платить – не проблема, но только на моих условиях.
С этой насквозь промокшей под дождём девушкой было сразу понятно – на тех условиях, к которым я привык – не будет. Да и будет ли вообще?
Она… она была… То, что она другая, я понял довольно быстро. Думал, разоблачу её притворство, а в итоге…
В итоге пропал.
Сам