Бросай якоря! Приплыли, приехали… Так что повязана Рязанщина с Питером узами неразрывными на веки вечные.
Едва приблизился Олег Рязанский к своей столичной околице, как людишки приворотные хвать его коня за хвост и в крик:
– Ольг Иваныч, сынок у тебя народился!
Обрадовался князь, спрыгнул с коня, заплясал! Так в плясе и добрался до главной городской площади, где повелел столы ставить да накрывать, дескать, подходи честной народ, угощайся!
Пособники в момент бочки с бузой и медовухой выкатили: пить – так пить, гулять – так гулять! За здравие новорожденного! А молодцы-удальцы ставили на стол еду закусочную. Дичь. Окорока. Рыбу. Княжескую. Полуторасаженную. Навалился народ, обглодал до последней косточки. А деликатесную еду от ганзейских купцов с Балтии – мальков кильки в сметанном соусе заглатывали целиком, не разжевывая.
До дна выхлебали впрок заготовленную уху свекольную. И овсяный кисель. И гороховый. С музыкальным сопровождением – звонари на колокольцах играли. Под блины ложечники били сдвоенными ложками деревянными. Под капустные пироги медвежатник Сергач прошелся вприсядку и обнимку со своим мохнатым четырехлапым Михайло Потапычем. Под холодец жару дали трубежские посадские: гремели колотушками, ногами топали, трели из сопелей пускали, на дуде свирестели, ходили головастым гоголем, журавлиным шагом, ястребком-пустельгой, петухом, упырем… Под луковую похлебку пел Есеня с лугов заливных про синь реки и просинь глаз, и синих далей беспределье. Плакал иволгой, щеглом щелкал, соловьем заливался… Если у обычного соловья двенадцать колен в пенье, то у Есени больше чем у курского соловья – непревзойденного певуна русских просторов. С надрывом Есеня пел, с придыханием, что пришлось по душе даже грубым возчикам из леса кадомского. А хитроватый игрун на струне-щипке шептал доверительно, что разбойный Уразин с лужков Стенькиных не бросал персидскую княжну в Волгу, а подарил Есене за песни его вольные, гуляцкие, кабацкие, душу царапающие.
По сей день поют босяки поволжские: “Шаганэ, ты моя Шаганэ”, и рыдают…
Любой слух завсегда впереди ног бежит, торопится и на третий день к счастливому родителю съехались поздравители. С Шацка, Пронска, Ельца, Дубова, со всех сторон земли рязанской. С дарами. Во избежание сутолоки установили очередность, порешив вручать их по ходу солнышка, начиная по жребию с князя елецкого, ишь, как он пыжится в шапке пыжиковой! Первым преподнес свое подношение – позлащенный кубок с боками раздутыми и пояснением, что сей предмет безмерный, сделан на вырост, на прирост, про запас, для внуков и правнуков… Перечислял до тех пор, пока ему не заткнули рот внеочередным подношением жбана мерного с медовухой.
Дары были однообразны. Серебряные ложечки на первый зубок, полугодовалые жеребятки на первый скок. Их, разномастных, набрался целый табунок, в конюшне едва места хватило.
Лишь князь пронский внес разнообразие. Из лубяного мешка вывалил