доун, без конца!
– Не перебиваю, – автоматически огрызнулся Егор, выпустив впереди себя ладонь протеза, будто избегал нападения, – всего лишь восполняю пробелы любимого тобой сайта! – улыбнулся он.
– Зачем говоришь так, доун: он нелюбимый, он информационный… – не остался в долгу Аллагов. – Короче, в ноябре того же года Указом нашего командира…
…Егор, грешным делом, успел подумать не о том…
– …Верховного Главнокомандующего, за мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского долга тебе присвоили звание Героя России… – словно чашку гороха на голову Егора высыпал Муса. – Реальная информация?
– Допустим… – Бису стало не до острословия.
– Можешь ответить четко: реально или нет?! – настаивал чеченец. – Чего как не мужик!
– Так точно, – опустил голову Бис, будто каялся в ничтожной провинности.
– Ты – реальный герой России?! – уронивши челюсть, чуть не задохнулся Муса, потеряв голос до сиплого шепота. – Как наш – Рамзан?!
– Видимо: да, – пожал плечами Егор.
– …После этого ты еще воевал в спецназе… без ноги?!
– Продолжил служить в спецназе, – поправил Егор Мусу, – …уже не служу.
– Ха–ха! Ха! – обрадовался по–мальчишески Аллагов, посмеявшись как булычевский служащий–биоробот Института времени Вертер, многозначительно потерев ладони друг о друга.
Бис строго посмотрел на Аллагова:
– Бинго! Ты, молодец, все узнал! Чего теперь хочешь? – сказал почти равнодушно.
– Посчитаться с тобой хочу!
– За что? – уставился Бис на Аллагова. – …Если не секрет?
– Нет секрета, – пожал плечами Муса, не собираясь скрывать. – Я домой звонил, в Грозный. Одного уважаемого человека разыскал: Ваха Сутаев зовут. Поговорил с ним… Знаешь такого?
– Нет, вряд ли… – честно ответил Егор, почему–то полагая, что правдивого ответа Мусе не требовалось.
– Не важно… – сказал Муса, не настаивая дальше. – Он тебя знает! – Я напомнил ему один случай, и он вспомнил: русского звали – Егор. Фамилии не вспомнил, только звание – «старший лейтенант» и позывной, которым ты пользовался: «Водопад».
Егору «обожгло кипятком» левую пятку, захотелось ее растереть.
– Что еще за случай? – внимательно вгляделся Бис в лицо Аллагова, но узнать в сидящем перед ним человеке с курчавой спутанной бородой и серьезными хмурыми глазами горца, горящими озорством в моменты радости никого из прошлого не смог.
– После того случая моя мать до самой смерти ходила с опущенной головой. У нас, доун, принято так: записывать провинности отдельного человека на всю его семью. Так что мой грех носила мать. Отца у меня не было, убили еще в первую… Убили неизвестные. Я был мал, шла война, никто ни в чем не разбирался. Вот и я решил, что убили русские. Тогда удобно было так думать. Всегда и во всем вини русских: в войне, которую вели; в геноциде, который устроили; в том, что в республике сравняли с землей города, что в каждой семье горький