кричит? – спросила Анна.
– Наша матушка, – ответили дети. – Она зовёт нас к себе.
– Но нас с Анной она, верно, не зовёт?! – спросил Маттиас.
– И вас тоже зовёт, – ответили дети, – она хочет, чтобы все дети к ней пришли.
– Но ведь она не наша матушка, – возразила Анна.
– Нет, и ваша тоже, – сказали дети. – Она всем детям – матушка.
Тут Маттиас и Анна пошли с другими детьми по полянке к маленькому домику, где жила матушка. Сразу видно было, что это матушка. Глаза у неё были материнские, и руки тоже – материнские. Глаза её и руки ласкали всех детей – те вокруг неё так и толпились.
Матушка испекла детям пряники и хлеб, сбила масло и сварила сыр. Дети уселись на траву и наелись досыта.
– Лучше этого я ничего в своей жизни не ела, – сказала Анна.
Тут вдруг Маттиас побледнел и говорит:
– Упаси нас Бог на хутор к сроку не воротиться! Упаси нас Бог коров оставить недоеными!
Вспомнили Маттиас и Анна, как далеко они от Торфяного Болота зашли, и заторопились в обратный путь.
Поблагодарили они за угощение, а матушка их по щеке погладила и молвила:
– Приходите скорее опять!
– Приходите скорее опять! – повторили за ней все дети.
Проводили они Маттиаса и Анну до ворот. А ворота в стене по-прежнему были приотворены.
Смотрят Маттиас и Анна, а за стеной снежные сугробы лежат.
– Почему не заперты ворота? – спросила Анна. – Ведь ветер может намести на Солнечную Полянку снег.
– Если ворота закрыть, их никогда уже больше не отворить, – ответили дети.
– Никогда? – переспросил Маттиас.
– Да, никогда больше, никогда! – повторили дети.
На берёзе, покрытой мелкими кудрявыми зелёными листочками, которые благоухали так, как благоухает берёзовая листва весной, по-прежнему сидела алая птичка. А за воротами лежал глубокий снег и темнел замёрзший, студёный зимний лес.
Тогда Маттиас взял Анну за руку, и они выбежали за ворота. И тут вдруг стало им до того холодно и голодно, что казалось, будто никогда у них ни пряников, ни кусочка хлеба во рту не было.
Алая птичка меж тем летела всё вперёд и вперёд и показывала им дорогу. Однако в зимней сумеречной мгле она не казалась им больше такой алой. И одежда детей не была больше алой: серой была шаль на плечах у Анны, серой была старая сермяжная куртка Маттиаса, что ему от хозяина Торфяного Болота досталась.
Добрались они под конец на хутор и стали скорее коров доить да воловьи стойла в хлеву чистить.
Вечером пришли дети на поварню, а хозяин и говорит им:
– Хорошо, что школа эта не на веки вечные.
Долго сидели в тот вечер Маттиас и Анна в углу тёмной поварни и всё о Солнечной Полянке вспоминали.
Так и шла своим чередом их серая, подобная мышиной жизнь на скотном дворе хозяина Торфяного Болота. Но всякий день