подмигнул. Он-то знал.
– Дичь запятнала себя бегством из родных мест, – ответил он. – И мой тебе совет, Леопард: подумай о том, чтобы тоже себя запятнать.
– Прекрасно, – сказал Эфиоп, – но все-таки я хотел бы знать, куда мигрировала аборигенная фауна.
И Павиан ответил:
– Аборигенная Фауна присоединилась к аборигенной Флоре, потому что пришло время перемен. И мой тебе совет, Эфиоп: тоже изменись как можно скорее.
Это озадачило Леопарда и Эфиопа, но они отправились на поиски местной Флоры, и вскоре, по прошествии нескольких дней, увидели огромный, высокий-превысокий лес, где все деревья были разрисованы, размалеваны, заштрихованы, исполосованы, заляпаны и запятнаны тенями. (Быстро произнеси это вслух, и ты поймешь, каким тенистым был лес).
– Что это такое непроницаемо темное, но в то же время полное пятнышек света? – спросил Леопард.
– Не знаю, – ответил Эфиоп, – но, должно быть, это аборигенная Флора. Я чую запах Жирафа, я слышу Жирафа, но не вижу Жирафа.
– Любопытно, – заметил Леопард. – Наверное, дело в том, что мы только что пришли с яркого света в тень. Я чую Зебру, я слышу Зебру, но не вижу Зебру.
– Давай подождем немного, – предложил Эфиоп. – Мы уже давно на них не охотились. Может, мы просто забыли, как они выглядят?
– Ерунда! – фыркнул Леопард. – Я прекрасно помню, какими они были в Высоком Вельде, особенно хорошо помню их мозговые косточки. Жираф пяти с лишним метров ростом, бежево-золотисто-желтый с головы до ног, а Зебра около полутора метров, с головы до ног бежево-серо-палевая.
– Э-э-э, – сказал Эфиоп, вглядываясь в пятнисто-колючие тени аборигенной Флоры. – Тогда на фоне этого темного места они должны выделяться, как выделяются спелые бананы, упавшие на черную землю.
Как бы не так! Леопард и Эфиоп охотились целый день, но, хотя чуяли добычу и слышали добычу, так никого и не увидели. А когда настала пора сделать перерыв, Леопард сказал:
– Умоляю, давай подождем темноты. Охота при свете дня получилась просто позорной.
Итак, они дождались темноты, и, когда свет звезд начал полосами и пятнами просачиваться сквозь ветви, Леопард услышал чье-то фырканье и прыгнул на шум. Фыркающее существо пахло, как зебра, и на ощупь было, как зебра, а когда Леопард сбил его с ног, стало лягаться, как зебра, но он не смог его разглядеть.
Тогда он сказал:
– Не брыкайся, о невидимое существо. Я буду сидеть у тебя на голове до утра, потому что есть в тебе что-то такое, чего я не понимаю.
Вскоре он услышал ворчание, треск и возню, и Эфиоп крикнул:
– Я поймал кого-то, кого не вижу! Оно пахнет, как жираф, и брыкается, как жираф, но оно невидимое!
– Не доверяй ему, – отозвался Леопард. – Посиди у него на голове до утра, а я буду сидеть на моем! Они тут все какие-то невидимки.
Они добросовестно просидели на своей добыче до самого рассвета, и тогда Леопард спросил:
– Что на твоем конце обеденного стола, брат?
Эфиоп почесал в затылке и ответил:
– Нечто