мужиков мяли твои сиськи? Сколько лапало за задницу? Сколько запускали руки в твои трусики? – прорычал зверь, замерев в паре сантиметрах от моего лица.
Внутри меня все похолодело от ужаса, по щекам потекли слезы.
– П-п-прошу вас!
– Сколько? – рявкнул Соломон, еще сильнее сжимая пальцы на моем горле. – Сколько мужиков уже трахали тебя, Вишенка?
Я упрямо молчала, поджав губы, не желая отвечать на столь унизительный вопрос. Вся тряслась от страха перед этими пугающими до ужаса мужчинами. Даже ступни уже не так сильно жгло, боль из-за страха отошла на второй план.
– Не скажешь правду, я разложу тебя прямо на этом диване, и поверь, ничего кроме боли тебе это не принесет, – Соломон слегка отстранился, скользнул рукой вниз с моей шеи, как-то нежно поглаживая кожу. Уделяя внимание шее, плечам, ложбинке между грудей.
Обхватил ладонями пышные холмики, наслаждаясь упругостью моей твердой двоечки. Коснулся сосков пальцами, сжимая, перекатывая между ними упругие вершинки. То нежно, то жестко, вызывая во мне какие угодно эмоции, но не страх.
Я никогда в жизни ничего подобного не испытывала. Страх смешался с каким-то другим чувством, охрененным, горячим, сладким.
Второй рукой Соломон обхватил меня за промежность, скользя пальцами по нежным складочкам прямо сквозь ткань. И меня затрясло еще сильней, я не выдержала, закричала:
– Никто! Слышишь, ублюдок, никто ко мне раньше не прикасался, – всхлипнула, задыхаясь, ощущая, как по щекам текут слезы.
– Вот видишь, Вишенка, главное хорошая мотивация. Так почему ты упрямишься, и не желаешь говорить, м? – прорычал Соломон, продолжая лапать меня за грудь и промежность. – Почему не расскажешь, кто тебя нанял? На кого работаешь? Куда дела деньги с наших счетов? Кому продала особо секретные документы? – под конец, Соломон уже рычал, как чертов зверь. И так же по-звериному терзал мое тело. – Я могу быть нежным, очень нежным. А могу… грубым…
Внезапно, бандит сжал мой сосок настолько сильно, что я всхлипнула от пронзительной боли, прострелившей сосок. И тут же обхватил вершинку ртом, обдавая горячей влагой, ударяя по нему языком, облизывая, унимая боль.
– Ты чертов насильник! – пробормотала я, извиваясь, желая избавиться от его прикосновений. Но лишь еще сильней прижималась к Соломону, терлась грудью и влагалищем о его руки и рот.
Сидела на его бедрах, широко расставив ноги, ерзала, не могла вырваться. Ощущала, как жар, исходящий от мощного мускулистого тела, стелется по моей коже, проникая внутрь. Воспламеняя каждую клеточку вопреки моей воле.
Жар от мужского тела распространялся по бедрам к попке, концентрируясь в промежности. И этот мужлан все почувствует, если не уберет свою руку.
Никогда в жизни не ощущала и не испытывала ничего подобного. Казалось, Соломон обжигал меня, действовал как-то неправильно.
Противоречивые эмоции раздирали на части, вносили сумбур в мои ощущения. Я не хотела ничего ощущать, и тем не менее, ощущала.
Жар.
Влагу.
Ноющую пустоту внизу живота, от которой