Гаотона, – призналась она. – Но делать это пришлось самым сложным способом.
– Каким же именно?
– Я была с вами абсолютно искренней, – ответила она.
– С помощью искренности людьми управлять нельзя.
– Неужели? – спросила Шай. – Разве не так вы сделали карьеру? Были честным, открыто показывали, чего от вас можно ожидать, рассчитывая на такую же честность взамен?
– Твои манипуляции в корне отличаются от моих.
– Действительно отличаются, но все сказанное мной – истинная правда. Об уничтожении картины, о моих мечтах и тайнах. Искренность – единственный способ заручиться вашей поддержкой.
– Я тебя не поддерживаю. – Он помолчал. – Но и смерти твоей не желаю, девочка. Тем более от зверей, что гонятся за тобой. Возьми же свои сокровища. О дни! Хватай и беги, пока я не передумал!
– Спасибо, – прошептала Шай, прижимая к груди заветную шкатулку. Затем, порывшись в кармане юбки, вытащила небольшую толстую книжку и протянула ему со словами: – Храните в надежном месте. И никому ни при каких обстоятельствах не показывайте.
Он нерешительно взял книжицу.
– Что это?
– Здесь правда, – ответила Шай и поцеловала его в щеку. – Если выберусь, применю мое последнее клеймо сущности. То самое, которое не собиралась применять к себе. Но прежде добавлю к заключенным в него воспоминаниям доброго дедушку, спасшего мне жизнь. Добавлю мудрого и заботливого человека, которого безмерно уважаю.
– Беги, глупая девчонка, – велел Гаотона.
На его глаза навернулись слезы. Не будь Шай на грани паники, ее бы переполнила гордость. А затем она бы стыдилась своей гордости. Такой уж она человек.
– Ашраван жив, – сказала Шай. – Думая обо мне, вспоминайте об этом. И о том, что у меня получилось задуманное. О ночи, у меня получилось!
И она умчалась по коридору.
Гаотона вслушивался в удаляющийся топот ног, но вслед Шай не обернулся. Он неотрывно смотрел в другую сторону. Туда, где были растерявшиеся охранники и дверь…
Дверь куда?
В будущее Империи Роз?
«Нами будет руководить некто уже не совсем живой, – невольно подумал Гаотона. – Порождение наших самых грязных помыслов».
Глубоко вдохнув, арбитр прошел мимо охранников и распахнул дверь, чтобы посмотреть на то, что сотворил собственноручно.
«О Матерь Света! Пожалуйста, пусть предо мной предстанет не чудовище!»
Шай шагала по коридору, держа под мышкой шкатулку с печатями своей сущности. На ходу она сорвала с себя блузку и запихнула в карман юбки. На ней остались обтягивающая черная хлопковая сорочка, юбка и легинсы. Одежда почти не отличалась от той, в какой она обычно тренировалась.
Шай чувствовала себя увереннее, чем когда-либо, и, очевидно, всем своим видом доносила до окружающих, что с ее пути лучше бы поскорее убраться. И слуги поспешно расступались.
Наконец-то она обрела свою душу. Всю и целиком.
Шай на ходу достала одно из вновь обретенных бесценных клейм сущности, обмакнула в чернила, а шкатулку, захлопнув,