обитателям воинского лагеря представилось необычное зрелище. В частоколе осажденного города одна за другой на все четыре стороны открылись прочные калитки из сбитых в щиты жердей. Тут и там вверх откидывались люки. Жители Кивы выбирались из домов и в чистых белых одеждах, без обуви и поясов, спускались на поле между чужеземцами и городом. Женщины, дети всех возрастов, старики – они один за другим вставали на колени и склоняли головы, ожидая своей судьбы. Смиренные, они вытягивались в белые линии, десяток за десятком. Три, четыре… Пять с небольшим.
– Горожан не обижать! – еще раз громко предупредил Середин. – Не убивать, не калечить, не грабить! Теперь это наши люди…
Он первым пересек свободное пространство, предназначенное для битв между захватчиками и защитниками каимской твердыни, поднялся на стену, прошел по внешнему валу, заглядывая в распахнутые люки.
Первое, что бросилось ему в глаза – так это то, что повсюду исчезли зеркала. Те самые, что давали жилищам свет. Через которые мудрый Раджаф приглядывал за подданными и через которые при необходимости успешно передвигался. Второе – в городе полностью отсутствовал запах угля. Будучи кузнецом, Олег с легкостью отличал запах перекаленного с железом или медью топлива от обычного перегара из домашнего очага. Зато многие продушины приторно воняли навозом. Это означало, что в бывших ремесленных мастерских, некогда наполненных звоном и жаром, теперь переминались козы и коровы, дожидаясь, когда их выпустят на весенние пастбища.
– Вот проклятие… – Он быстро пересек все три вала, за центральным спустился вниз, в святилище – и обнаружил почти опустевший за зиму, пахнущий влажной табачной сладостью сеновал. От прежнего города не осталось ничего: ни богатства, ни людей, ни богов. Город напоминал крепкое страусиное яйцо, из которого ловкий усатый-полосатый сурикат высосал все содержимое. Уцелела только скорлупа. – Вот тебе и поторговали…
Середин поворошил ногой рассыпанные на каменных плитах соломинки, печально хмыкнул и выбрался наверх. Сделал еще круг по среднему валу, надеясь заметить хоть какие-то признаки прежнего богатства, спустился вниз, к покорным каимовцам, медленно двинулся между рядами. Старики, старики. Дети. Большей частью – малолетки. Среди слабого пола не оказалось никого младше сорока на вид и старше двенадцати, среди сильного – младше шестидесяти и старше десяти.
– За старосту у вас кто? – мрачно поинтересовался он возле грудастой тетки с уродливым шрамом поперек лица.
– Я здесь, господин! – поднял голову давешний старик, что выпрашивал для города милость чужаков.
– Неужели? – усмехнулся Олег. – А я думал, на заклание отправили самого больного и слабого, которого не жалко.
– Прости, господин. Среди живых у нас нет достойных уйти с тобой.
– Вставай, колени застудишь, – дернул пальцем вверх ведун. – Идем со мной. Остальные пусть домой возвращаются. Отныне у вас начнется новая жизнь. Непривычная, но совсем не страшная. Привыкайте. Чабык! Вели собрать в городе оружие, как бы не порезались с непривычки. Отныне