так скоро забыть бедную Раду…
Не дав ей договорить, Михель одним рывком оказался рядом, крепко сжав окровавленной после удара о стену рукой трепещущую шейку. Охваченная страхом, бедняжка дёрнулась, чтобы мгновение спустя замереть, подобно голубке в когтях филина.
– Не смей произносить этого имени, или, клянусь, я не знаю, что с тобой сделаю! – вспышка яростной ревности мгновенно погасла, едва священнослужитель встретился взглядом с пленницей; хватка ослабла, а мгновение спустя превратилась в нежное поглаживание. – Прости меня… прости, Рада. Но, пожалуйста, не мучь меня – ты видишь, я не могу этого вынести. Прояви хоть каплю сочувствия к безумной, пламенной любви: не моя вина, что эта страсть душит, лишает разума, высасывает жизнь… Я не искал её, не звал; боролся, сколько мог. Но Дракон не сотворил человека равным по силе духу зла, который возник теперь на месте непоколебимого, точно храмовая колокольня, священника… Неужели я внушаю тебе такую неприязнь, что ледяные воды весенней Соны кажутся желаннее моей постели?.. Поверь, я не такой плохой человек, как ты, полагаю, думаешь. Эта страсть, зароненное семя порока превратило меня в помешанного, что наводит ужас на тебя и на себя самого. Одно слово любви утешит и смягчит этот пожар, невыносимую жажду, терзающую меня вот уже полтора года! И тогда ты увидишь настоящего Михеля Буша, а не полыхающий факел безумия; возможно, со временем ты даже полюбишь меня…
– Никогда! – вновь осмелела Рада в ответ на его нежность. – Я люблю моего Гожо! Он потомок заклинателей драконов, а ты скрываешь под рясой служителя церкви похотливое животное!..
– За всю жизнь я не познал ни одной девы! – гнев занимался в священнике столь же быстро, как вспыхивает бумага; он с силой тряхнул за плечи маленькую пленницу с языком острым, как лезвие ножа. – Я жил вдалеке от женщин, укротил плоть много лет назад! Но потом пришла ты – и пробудила давно и мирно спящий вулкан…
Её близость внезапно опалила измученного постоянной борьбой Михеля; он больше не мог противиться настойчивому зову первобытного влечения. С жаром припал к мягким губам, но ответа не последовало. Тогда настоятель начал покрывать поцелуями шею, спустился к ключицам, почти не замечая ожесточённого сопротивления: что могла противопоставить ослабевшая девушка охваченному нестерпимым желанием мужчине?..
– Не смей прикасаться ко мне, иначе закричу так, что сюда сбежится весь караул! – взвизгнула Рада, когда жёсткая ладонь, задрав рубашку, попыталась скользнуть по гладкому бедру.
Этот вопль немного охладил распалившегося Буша. Он резко отстранился, а посчитавшая себя победительницей пленница запальчиво продолжила:
– Пусть меня казнят, едва сойдёт снег, но я никогда не буду принадлежать тебе, грязный церковник! Единственное, о чём жалею – что смерть пришла не сегодня: тогда мне не пришлось бы терпеть твоих гнусных поцелуев!..
Окончательно придя в себя после жестоких слов, с перекошенным от бешенства и отчаяния лицом Михель отвернулся