Отряд! Слушай мою команду! Разобраться по пяткам!.. Солодков, со своим пятком в Вязовку! Ужанков, на Хутор! Трухин, на Масловку! Ивакин, в Крестовню! Юшков, в Угол! Быстро по дворам! Кто не сдаст хлеба, забирать всю скотину: овец, коров, лошадей, и гнать сюда, в ограду, – указал он плеткой на церковь. – И быстро! Засветло надо сделать. Выполнять приказ!
Красноармейцы с сумрачными лицами зашуршали снегом, по пятеро двинулись в разные стороны деревни. У Егора тоже было тревожно на душе, хоть и захмелел. Такое ощущение, будто ввязался он в неприятное, нехорошее дело. Он буркнул Мишке:
– Я пойду… скажу своим, чтоб сдали… – И, не дожидаясь ответа, пошел следом за красноармейцами в Угол.
Мать по-прежнему была хмурая, сердитая. Они со снохой сидели на полу, на тряпках, щипали козу, лежавшую со связанными ногами между ними. Серый козий пух воздушной горкой возвышался на старой шали под приступкой. Сноха притихшая, молчаливая. То ли чувствовала настроение свекрови и не тревожила ее разговором, то ли мать успела отругать ее за что-то. Ванятки не видать. Услышав скрип двери, мать обернулась, сказала ехидно:
– Оратель явился… Где отец? – Видно, кто-то, Ванятка или кто из соседей, сказал ей, что Егор выступал на сходе, и она не одобрила это.
– Арестованный… Со всем Советом… Отпустят.
Мать, сердясь, наверное, слишком большой клок пуха уцепила, рванула. Коза вскинула голову, закричала жалобно. Мать резко придавила ей голову ногой. Стукнули, заскребли по полу большие ребристые рога козы.
– Лежи!
Егор с виноватым видом, не раздеваясь, сел на лавку у двери.
– Мам, хлеб надо сдать… приготовить. Щас красноармейцы привалят…
– У тебя он есть, хлебушек, ты и сдавай! – кинула мать. Она яростно рвала пух так, что бок козы дергался. – Щедрый какой… Где его взять-та. Сами однем кулешом перебиваемся… За семенной браться? Пожрать, а потом зубы на полку? Так?
– Ничего рази нет? – тихо спросил Егор.
– Глянь, поди, в ларь… Пусто! До зернышка выгребли. Сроду такого не было.
– А как же быть? Они сейчас всю скотину заберуть, – пробормотал Егор.
– Как заберуть? Куда? Кто им дасть?
– Не спросють. Приказ Маркелина… Собрать в ограду церкви, и держать, пока не сдадите…
– Как же так? Майке телиться скоро…
– Вот и отелится… в снег. Да и с отцом как бы чего… если заартачимся…
С улицы шум донесся, крики, блеяние овец. Егор выглянул в окно. Мать поднялась с пола, тяжело опираясь на колени, подошла, долго смотрела, как овцы, коровы топнут в снегу по брюхо, как кричит на кого-то невидимого из окна красноармеец, грозит винтовкой. Началось.
– Царица небесная, заступница ты наша, когда жа кончится эта мука! – запричитала мать. – Господи, за какие жа грехи ты нас наказуешь! Чего жа мы сами исть будем, чем жа питаться? Святым духом…
Она, вытирая глаза, горбясь, двинулась в сенцы. Егор пошел следом.
Когда разгоряченные красноармейцы, стуча сапогами, ввалились к ним, Егор с матерью взвешивали безменом рожь и ссыпали в мешок.
– Сами привезем, – буркнул Егор.
Не