время оторопело смотрела ему вслед под шуточки рабочих, типа: нечего финтифлюшкам вертеться под ногами настоящих мужиков. Опомнившись, она помчалась на биостанцию, ворвалась в кабинет профессора. Он нетерпеливо ёрзал на стуле, как будто ему хотелось куда-то бежать, но что-то его задерживало. Она пролетела к столу, стукнула по нему тем же кулаком, которым накануне стукнула камень забора, взвизгнула от боли и на той же ноте закричала:
– Я требую! Вы слышите меня? Я требую, чтобы этого засранца-иностранца больше не пускали на биостанцию!
– А что ещё вы требуете, Ольга Петровна? – он никогда не говорил с ней так уничижительно холодно.
– Я требую, чтобы его не пускали сюда, или уволюсь я!
– И в чём вы его обвиняете, позвольте узнать? – спросил он прежним тоном.
Она открыла рот так же, как несколько минут назад на дороге, но сказать ей было нечего. И она закрыла рот так резко, что щёлкнули зубы. Она сама испугалась. В возникшей паузе профессор тихо сказал:
– Представляете, Ольга Петровна, он тоже требует, чтобы я уволил вас.
Она вскочила.
– А меня-то за что? Разве я плохо работаю?
– Он требует, чтобы я уволил вас за профнепригодность.
– Что-о-о-о?!
Она стояла посреди кабинета, расставив ноги, уперев руки в бока, глаза её от удивления вылезли из орбит. Такой профессор её не видел, а если бы ему сказали, что она может быть такой, он бы не поверил.
– Да вы сядьте, выпейте валерьяночки, – и протянул ей стакан. – Я сейчас вам всё расскажу.
Она не замечала, что он по-прежнему говорит с ней официальным тоном. Ноги не держали её, она села на стул. Стакан дребезжал о зубы, но она сделала несколько глотков.
– Так в чём ОН меня обвиняет?
– А обвиняет он вас в том, что вы проглядели, что дельфиниха была беременна. Что из-за ваших скандалов дельфины нервничали последние дни, и у неё начались преждевременные роды. Он говорит, что, если бы он случайно утром не оказался в бухте, погибли бы и мать, и детёныш. Роды были трудными оттого, что дельфины мало двигаются, а вы ещё смели вмешаться, и у дельфинихи чуть не случился инфаркт.
Она плакала, раздавленная собственным ничтожеством.
Профессор вышел из-за стола, взял стул и подсел к ней. Он положил Ольге руку на плечо и попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.
– Оля, что с тобой происходит? Как могла такая воспитанная и умная девушка, как ты, превратиться в безмозглую вздорную истеричку? Словно в одночасье тебе все мозги вышибло.
– Не знаю, что со мной, – едва слышно прошептала она.
– Я сначала думал, что ты влюбилась. Все влюбленные девушки волнуются. Я радовался, что ты встретила человека, достойного не только любви, но и восхищения. Как жаль, что ты не умеешь любить.
– Я люблю.
– Возможно, возможно, но только себя.
– Почему только себя?
– А кого ты ещё любишь? Мать свою? Разве так она тебя воспитывала? Да она умрёт от стыда, когда узнает,