дяде, кем ты будешь, когда вырастешь?
– Артисткой, – картавя, ответила девочка, повернувшись к Анохину.
– Ах ты, артисточка моя! – вновь стал целовать дочь Маркелов.
Лида позвала на кухню. За столом разговорились. Лида расспрашивала Анохина о его жизни, о семье. Маркелов нервничал. А Анохин врал, что развелся с женой, что у него тоже дочка есть, только чуть-чуть постарше Леночки.
– Жили мы с женой вроде хорошо, – теребил Анохин бумажную салфетку и говорил медленно, словно заново переживая прошлое. – Лучше, наверно, некуда! Дочка родилась… Я, когда уезжать из города собрался три дня дежурил в телефонной будке возле тещиного дома, ждал – не выведут ли ее гулять! Посмотреть хотелось, хоть издали… Все было хорошо, пока жена на другую работу не перешла. Полегче, говорит! Я уж не заметил, как подружки у нее новые появились. Грубая она какая-то стала, недовольная всем… Я хватился, а изменить уж ничего нельзя… И разошлись… А развелись – все из рук валиться стало… В комнате тоска заедает, а выйдешь погулять, куда ни повернешься, вспоминаешь – там сидели, здесь гуляли, там целовались! Глупость всякая в голову лезла – витрину разбить или с милиционером подраться, чтоб в тюрьму попасть… Потом решил уехать… Может, здесь, где устроюсь…
Анохин замолчал.
– Да-а! – вздохнула Лида. – Никогда не знаешь, откуда ее ждать, беду-то…
Анохин грустно и неотрывно смотрел в одну точку, на тарелку с сыром, нарезанным тонкими ломтиками. Лида со страданием глядела на него, не зная, как деликатнее оторвать Анохина от грустных воспоминаний.
– Давайте допьем! – предложил Маркелов.
Анохин пил шампанское неспешно, глотками, отхлебнет немного – и оторвется от бокала, отхлебнет – оторвется.
Зазвонил телефон. Маркелов вышел. Анохин отвел взгляд от тарелки и посмотрел ему вслед. Слышно было, как Виталий Трофимович снял трубку и быстро ответил:
– Да! Здравствуй!
Затем наступила тишина, беспокойная долгая тишина. Нарушил ее приглушенный и взволнованный голос Маркелова:
– Ты же говорил тогда… Последний раз! А теперь опять?.. Я не могу… Пойми, не могу больше… И у меня гость сейчас… Может…
Маркелов замолчал. Через минуту покорно и устало ответил:
– Не забуду! Иду!
Он положил трубку, но долго не появлялся, потом вошел с сердитым и раздраженным лицом и развел Руками:
– Опять двадцать пять! Этот дом из меня все жилы вытянет! И все из-за этой бездарности… На комбинат какая-то шишка приехала… Требует немедленно быть… Скоро из постели в полночь вынимать будут… Человека сколько не видел, поговорить не дадут. Ты уж извини, Степа, я постараюсь побыстрее. Может, через часик буду! Вы посидите еще… Я побегу собираться!
Виталий Трофимович выскочил в коридор и минуты через две заглянул уже в пиджаке. Был он, по глазам видно, сильно взволнован чем-то.
«Неужели он так перед начальством дрожит?» – подумал Анохин и спросил у Лиды, когда за Маркеловым захлопнулась