кричала на весь подъезд мама, провожая меня и брата на прогулку, когда мы стремительно бежали по лестнице вниз.
Она выглядывала из полуоткрытой двери нашей квартиры, внимательно и строго взирала нас целиком, проверяя напоследок комплектность одежды, обуви и прочих вещей. Одновременно с этим цепляла взглядом безопасность лестничного пролета и всей видимой части подъезда. Кажется, мамы всегда так делают, чтобы удостовериться в безопасности своих детей в той обстановке, где они оказываются в данный конкретный момент времени.
Обращалась она, при этом только лишь к моему младшему брату. Я был не в счет. За меня она волновалась гораздо меньше. На много меньше. Со стороны могло показаться, что я приемный ребенок, а мой брат Тима – родной. Или расценить мамину трепетность только к одному из нас, как участь старшего, когда о младшем уровень беспокойства несколько больше. В нашем случае – на много больше. Старший – самостоятельный, ему пятнадцать. Он знает и умеет. Если что, он вступится за младшего, не даст его в обиду, поделится последним. Тут так и хочется добавить: пожертвует собой.
О да! В нашем случае было именно так. Отношение к моему брату в семье было особенное. Со стороны мамы невероятно особенное. Мне даже иногда казалось, что она вообще иной день даже не посмотрит в мою сторону, не бросит и короткого взгляда. Будто бы я одновременно есть и, одновременно, меня нет. Поел? Да. И все! Я – тень. Тень не своя собственная, а крошечный кусочек тени младшего брата. Своего рода телохранитель, контролер, живая и передвижная камера видеонаблюдения с задатками интеллекта.
– Костя, приглядывай за Тимой! – было последнее, что услышал от мамы, пока бежал по лестнице вниз.
Зуммер домофона, скрип тяжелой двери и вот. Вот она: моя ограниченная подростковая свобода, где с одной стороны я волен делать все что угодно до самого вечера, поджатый временем появления дома не позже установленных родителями девяти часов вечера. С другой стороны я вынужден приглядывать за младшим братом, которому уже двенадцать лет, а потому, учитывая черты его характера, я не считаю нужным вообще быть рядом с ним. Во-первых, ни за кем из его сверстников никто так явно не смотрит, как это должен делать я. Во-вторых, он слишком вредный по характеру, постоянно достает меня и часть того времени, что я буду рядом с ним, он будет издеваться надо мной, причем показательно. Чтобы маме было все видно. Чтобы у нее складывалось негативное мнение обо мне. Что это я плохой. Очень плохой, по сравнению с младшим братом. Что это я не даю тому погулять вдоволь своим придирками. Что я не играю с ним, когда это ему нужно по эгидой внимания и воспитания. Что это я порчу ему настроение и делаю невыносимым его пребывание на прогулке.
Он будет гулять под окнами нашей квартиры. Три четверти этого времени мама не будет сводить с него взгляда стоя за стеклом, подпирая локтями подоконник. Каждые десять-пятнадцать минут она будет звонить ему по телефону и спрашивать: замерз он или еще нет. Дважды он ответит ей, потом перестанет брать трубку. Сначала из вредности, а дальше от того, что просто заиграется с товарищами и увлечется этим настолько, что мама сама спустится вниз и с очередной попытки, наконец, докричится до него, позвав домой.
Я это с ним уже проходил. И если на момент окончания прогулки мне доводилось оказаться рядом или появиться дома в первые пятнадцать минут после возвращения брата, то все шишки и придирки, обвинения в отсутствии должного внимания и контроля, сыпались именно в мой адрес. Я был повинен во всем. У Тимы промокли ноги. Значит это моя вина. У Тимы мокрые варежки – это я недоглядел. Тима вспотел и едва не замерз. Тима упал и ушиб коленку. Во всем произошедшем виноват только Костя. С Тимой ничего сегодня не случилось. И тут виноват Костя. А в чем его вина? Просто виноват. Автоматически. Виноват только потому, что я есть на свете.
Лишний раз я иногда задаюсь вопросом о том, что было бы, если бы меня не было? Кто в этом случае считался бы виноватым? Тот брат Костя, которого нет? Значит, его нужно придумать. Смоделировать искусственно. Чтобы был. И был, при этом, виноватым.
Именно поэтому, накопив немалую долю всякой злобы в себе, я оставил младшего брата во дворе дома без своего присмотра и отправился по своим делам. Мама все равно будет приглядывать за ним из окна, будет звонить ему, если ей что-то покажется подозрительным. Я потом получу свою горсть обвинений в том случае, если что-то случится с братом. Замерзнет, вспотеет, промочит варежки, обувь, ноги, носки, шапку. Чтобы не случилось, виноват буду я и только я.
Покинув пределы входа в подъезд, я, как и планировал, сразу совершил стремительный марш-бросок на полсотни метров, чтобы оставить брата одного. Тот среагировал на мой рывок вдаль лишь вначале. Потом его внимание переключилось на детскую площадку, где уже резвились его ровесники, возможно даже одноклассники. Они помогли ему забыть обо мне на то время, что он будет в их обществе под неусыпным контролем мамы из окна. Обилие снега, легкий морозец, отсутствие ветра, наличие богато обставленной специально для детворы игровой площадки. Брат ушел с головой беззаботное развлечение на свежем воздухе. Что еще нужно ребенку для укрепления здоровья?
Я