верю.
Гном сидел за станком, спиной к дубовому креслу, и не оборачивался в процессе разговора, но в это мгновение почувствовал, как по спине прошел холодок. Словно вонзились в затылок две ледяные спицы. Нет сомнения, человек пренебрег рекомендацией, открыл глаза, буравя взглядом спину мастера. И гном поймал себя на мысли, что не хочет оглядываться.
Люди говорят, что глаза – зеркало души. Может и не врут. Обезьянам свойственно копаться в головах окружающих. Возможно, поиски блох и приводят к чему—то стоящему… Но в эту душу подземному мастеру вглядываться не хотелось.
– Я не всегда жил здесь, в юности я много путешествовал. Многое видел. Таких как вы – тоже. Редко, но мне хватило.
– Таких как я? – все тем же отвратительно ровным, невыразительным тоном спросил человек. Холод в затылке, казалось, окреп, ледяным языком прошелся по позвоночнику.
– Да. Люди, эльфы, орки… и мы тоже. Те, у кого в глазах лед и отчаяние смерти. Я знаю, что каждый раз, выходя отсюда, вы поправляете кобуру под правой рукой и думаете – а так ли вам нужен старый гном, делающий новые линзы дважды в год? Думаете, несмотря на все неприятности, которые вы очевидно и неизбежно обретете после моей смерти. Поэтому, один визит – один набор.
– Я могу забрать у вас новые матрицы и отдать их в работу другому мастеру. Более лояльному к ожиданиям клиента. Могу обойтись без них и заказать не штучную работу, а усредненные образцы. Без точной подгонки. Или, наконец, просто купить стеклянные линзы. Они не требуют частой замены.
– Это невозможно, и вам это известно, – голос старого оптика звучал столь же ровно, спокойно, невыразительно. Как у того, кто слишком занят работой, чтобы тратить душевные силы на заведомые глупости. – Во—первых, вы не найдете лучшей работы на всем континенте. Во—вторых… Конечно, вы можете пользоваться просто линзами, не откалиброванными точно под вас. Или даже стеклом. Но это глупо. И за глупость вы будете платить зрением. Собственно…
Гном оторвался от работы. Щурясь, посмотрел на свет готовую линзу, держа ее миниатюрным пинцетиком из мраморного можжевельника. Как и все в мастерской, пинцетик стоил невыносимо дорого – его древесина никогда не высыхала и всегда сохраняла дивную упругость.
– Собственно, это произойдет в любом случае, вы знаете сами. Постоянное ношение таких приспособлений травмирует роговицу. Даже невесомых линз, идеальной, бесскверной подгонки. Травмирует понемногу, но день за днем, месяц за месяцем. Это неизбежно. Однако, с моими линзами вы потеряете зрение на несколько лет позже. Мы оба знаем и помним об этом.
Чувство морозных иголок на спине, под толстой шерстяной рубашкой, исчезло. Сразу же, будто повернули колесико на газовой лампе, и синеватый огонек лишился притока живительной субстанции в стеклянной колбе светильника.
– Готово.
Тем же пинцетом гном сложил линзы в деревянный футляр, выстланный изнутри мягкими подушечками.
– Ваша плата.
Мешочек с монетами опустился на стол, глухо звякнув