Попроси меня. Матриархат. Путь восхождения. Низость и вершина природы ступенчатости и ступень как аксиома существования царства свободы. Книга 8
людских слабостей. По крайней мере когда он хотел возможно презрительнее третировать кого-нибудь из своих противников-социалистов, то к его имени он прибавлял эпитет «добренький»… Этим было все сказано: значит – мягкотелость, размазня, слякоть4…
Ленин, действительно, по своему любил тех, кого ценил, как слуг «дела»; он легко им прощал их ошибки, даже их измены, хотя порой задавал им хорошие головомойки, чтобы их возвратить «на путь истинный»: злопамятства, злобности в нем не было; но зато враги его дела для него были не живыми людьми, а подлежащими уничтожению абстрактными величинами; он ими не интересовался; они были для него лишь математическими точками приложения силы его ударов, мишенью для постоянного, беспощадного обстрела. За простую идейную оппозицию партии в критический для нее момент, он способен был, не моргнув глазом, обречь на разстрел десятки и сотни людей; а сам он любил беззаботно хохотать с детьми, любовно возиться с щенками и котятами5…
Его теория диктатуры пролетариата была, таким образом, целой системой диктаториальных кругов – подобных кругам Дантова ада – и в целом являлась универсальной теорией диктаториального, опекунского социализма. А, значит, – полной противоположностью настоящего социализма – социализма, как системы хозяйственной демократии. Эта излюбленная, интимнейшая, – единственная собственно ленинская – идея была – соntгаdіctіо іn аdjecto104. И это внутреннее противоречие не могло не явиться в конце концов источником внутреннего разложения и распада созданной им партии6»105.
Речь Ленина, всегда завораживающая своей энергией простая и понятная любому человеку, разбавлялась такими народными словами, как проститутка, прислужник, иудушка, ренегат, прихвостень, трутень, царская шайка, оппортунист, подлец, предатель. По воспоминания А. Н. Потресова, знавший Ленина с 1894 г. и впоследствии идейно разошедшийся с ним, прошедшего заключение в сталинских лагерях, написал о нем так: «Никто, как он, не умел так заражать своим планами, так импонировать своей волей, так покорять своей личности… Ни Плеханов, ни Мартов, ни кто-либо другой не обладали секретом излучавшегося Лениным прямо гипнотического воздействия на людей, я бы сказал господства над ними. Только за Лениным беспрекословно шли как за единственным бесспорным вождем, ибо только Ленин представлял собой, в особенности в России, редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливаюшей фанатическую веру в движение, в дело, с неменьшей верой в себя. Эта своего рода волевая избранность Ленина производила когда-то и на меня впечатление»106.
Французский посол в России М. Палеолог продолжает свою запись в дневнике, сделанную 21 апреля 1917 г.: Ленин – «утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и жалости, жестокий и коварный,