и благодаря этому смог избежать многих бед, разочарований и поражений, постигших других людей, не увидевших в той обессилевшей белке самих себя и лишь бежавших за своими желаниями, пока хватало сил.
Лев и попугай
Когда орлы молчат, болтают попугаи.
Во времена моего детства тбилисский цирк и зоопарк располагались по разные стороны большой площади, именовавшейся тогда площадью Героев. Причем располагались они диаметрально противоположно не только на плоскости, но и по высоте. Если цирк был на верху холма, то зоопарк – в глубине лощины. Символичность такого расположения ускользала от большинства людей, но не от моего деда. С его точки зрения, диких зверей не случайно поместили в клетки ниже уровня площади Героев, в то время как правильно дрессированные звери работали, служили и выступали на арене, находившейся высоко над этой же площадью.
Дедушка часто с улыбкой говорил мне о странной архитектуре этой площади.
Пользуясь близким расположением цирка и зоопарка, мы нередко совмещали посещение и того и другого, но в определенной последовательности. Сперва мы подходили к кассам цирка и покупали билеты на представление. Потом, обойдя площадь по периметру, мы заходили в зоопарк. И уже после этого тем же маршрутом возвращались к цирку до начала представления.
В зоопарке было много вольеров и клеток с дикими зверями и птицами, но дедушка по каким-то лишь ему ведомым причинам всегда останавливался у клетки со львом. Мне и тогда казалось, и сейчас кажется, что у деда с этим львом установились некие личные отношения, если так можно сказать об отношениях человека и дикого хищного зверя. Лев был очень большим (в моем представлении) и, наверное, довольно старым. Обычно он лежал в дальнем темном углу клетки, не обращая внимания на разглядывающих его людей, а особенно громко кричавших ребятишек.
Дед мой никогда не приближался к клетке, пока дети не убегали смотреть других животных и не наступала тишина. Вот тогда он тихо подходил к решетке, держа меня за руку, и смотрел вглубь клетки. Каково же было мое удивление, когда я впервые увидел, как лев, каким-то образом почуяв присутствие деда, поднялся из своего угла и подошел к решетке, глядя деду прямо в глаза. Так они стояли и молча смотрели друг на друга. Это могло продолжаться и пять, и пятнадцать минут. Я тоже смотрел на льва все это время, но он поначалу не обращал на меня внимания. И только после нескольких таких визитов лев однажды медленно повернул голову и взглянул на меня. Я тоже смотрел ему в глаза, и, хотя нас разделяли толстая металлическая решетка и метра три дистанции, у меня похолодело внутри от этого пронизывающего взгляда. Правда, потом мы со львом привыкли друг к другу и взгляд его перестал меня пугать. Однако едва на ближних подступах к клетке появлялась очередная шумная компания, лев поворачивался и уходил в свой дальний темный угол, где ложился спиной или боком к той решетке, у которой только что стоял.
Я никогда не спрашивал, да и сейчас