все только что полученные деньги. Черненькая возмущена:
– Э, э, тут меньше, чем обещались!
– Но вы же видели этот сбор…
– А чего вы ожидали со своими куплетиками? – усмехается беленькая. – Это же Москва! Здесь Большой театр, Малый, Художественный…
– Ну, вы-то, кажется, танцуете не в Художественном театре…
– Что?! – закипает черненькая. – Теперь он еще хочет свалить все на нас! Что за мансы?
Лёдя удивленно смотрит на танцовщицу. А она продолжает со все нарастающим одесским акцентом:
– Да-да, землячок! Я эту Дерибасовскую угол Ришельевской десять лет топтала! И я рванула в Москву за чистым искусством, а здесь какой-то жлоб с Молдаванки мне рассказывает, как танцевать!
Беленькая испуганно перебивает бушующую подругу:
– Мы же не виноваты, вы нас позвали, цену назначили… А нам за квартиру платить… Не сердитесь…
– О чем речь? – улыбается Лёдя. – Одесситы ж всегда договорятся. Но клянусь, у меня осталось только на билет – обратно до Одессы.
Черненькая мгновенно меняет свое настроение:
Шо-шо? Обратно до Одессы? Так ты жлоб или ты талант? Не сдавайся! Над репертуарчиком поработай… Хочешь, помогу?
Она подмигивает Лёде. Он невесело улыбается в ответ.
И опять Лёдя в своем экстравагантном наряде, «снятом с лично убитого им офицера Антанты», бредет по вечерней холодной Москве.
В переулке горит костер, на котором кипит чан с асфальтом. Возле него греются беспризорники. Лёдя подходит и тоже греет озябшие руки. Рябой беспризорник оглядывает Лёдю.
– Замерз, дядя? Клифтик у тебя не по погоде!
– Там, где я живу, не так холодно.
– Тю! Все в теплые края бегут, а ты из теплых – сюда?
Лёдя грустно усмехается:
– Да я уже и обратно. Поезд утром. Приехал и крупно заработал – на обратный билет.
– Это где же такие барыши?
– В театре.
– Так ты артист? А что умеешь?
Лёдя чуть задумывается:
– Карты есть?
– Стиры? А то!
Рябой достает из-за пазухи засаленную колоду. Лёдя мастерски демонстрирует карточные фокусы. Беспризорная публика в восторге. Рябой главарь решает:
– Классный ты, дядя! С нами ночуешь, а то на вокзале – ворья немерено!
Пацаны приводят гостя в полуразрушенный дом. Рябой указывает на кучу соломы, прикрытую тряпьем:
– Вот туточки, дядя, и падай – наша спальня.
Лёдя кладет на солому свой вещмешок. Рябой кивает на куски хлеба и сахара, разложенные на газетах:
– А это – столовая. Закусывай, дядя!
Пацаны накидываются на еду, а Лёдя отказывается: устал, даже есть неохота.
– Ну, тогда дрыхни! – Рябой опять любезно указывает на солому.
Лёдя с облегчением падает на импровизированное ложе. Но уснуть не может, ворочается с бока на бок.
Пацаны уже покончили с небогатым ужином и тоже залегли. Один – самый маленький – тоскливо и фальшиво заводит песню:
Разлука ты, разлука,
Чужая сторона,
Никто нас не полюбит,
Лишь мать сыра