и на себя, и на него.
Подумав, сублейтенант решил держаться от поручика подальше – меньше шансов что единственная юная девица на станции попадётся этому хищнику на глаза.
– Был рад познакомиться, поручик, но мне надо идти. – Василе кивнул и зашагал к дому.
– Взаимно, сублейтенант, – крикнул ему вслед Сабуров. – Заходите в гости. Найдёте легко: единственный синий вагон.
– Непременно, – пробормотал под нос Василе и скрылся за калиткой.
К локомотиву, лязгая колёсами на стыках, подкатила дрезина с ремонтной бригадой.
Дома Маковея не было. Надутая Виорика сидела над полупустой тарелкой с супом, а Амалия трясла кулаком перед её носом.
– В своей комнате будешь сидеть, пока эшелон не уедет, поняла? – грозно сказала она и устало улыбнулась Замфиру.
– Присаживайтесь, господин сублейтенант. Представляете, что удумала? Гулять к поезду пошла.
Виорика злобно зыркнула на мать, но промолчала.
– Ваша матушка права, госпожа Виорика, – рассудительно сказал Василе. – Сербы – жуткие головорезы. Юной девушке опасно одной находиться в их обществе.
Он повернулся к Амалии и с важностью сообщил:
– Ремонтная бригада уже прибыла. Начальник поезда доложил, что к утру эшелон сможет отбыть к месту назначения.
Ничего начальник поезда Замфиру, конечно, не докладывал, просто ему захотелось произвести впечатление на Виорику. Кажется, произвёл, но не то, на какое рассчитывал. Девчонка кинула в тарелку ложку с такой злостью, что остатки супа брызнули в разные стороны, мгновенно получила полотенцем по макушке и, громко топая и сопя, закрылась в своей комнате.
– Скаженная! – крикнула мать ей вслед. – Беда, когда в доме такая красавица растёт, – пожаловалась она, осторожно и испытующе поглядывая на Василе. – Глаз да глаз нужен. А у вас, господин сублейтенант, есть невеста? У такого красивого и серьёзного юноши от барышень отбою быть не должно!
Василе перебрал в уме свои жалкие любовные победы: поцелуй в щёку от эмансипированной кузины из Галаца и вечер в разных углах дивана с дочерью отцовского адвоката.
– Я пока не встретил ту, единственную, с кем хотел бы прожить жизнь, – с достоинством ответил он, и снова вспомнил русского поручика.
Странным образом рядом с ним все достоинства Василе превращались в недостатки.
Замфир говорил по-французски с уверенностью парижанина. Сабуров грассировал, как последний клошар из рабочих предместий, только что выучившийся выговаривать букву "эр".
Кожа Замфира была благородно-бледной. Лицо Сабурова покрывал крестьянский загар.
Сабуров уминал пшённую кашу из миски и пальцами выуживал куски мяса. Замфир всегда вёл себя за столом так, будто напротив сидит сам король Фердинанд.
Замфир был образован, много читал, знал наизусть творения великих поэтов, а Сабуров вряд ли освоил что-то кроме Воинского Устава, по крайней мере, Василе хотел так думать.
Но как странно устроена