>
Он проснулся последним мужчиной на земле.
Конечно, он этого еще не знал. Для него это было самое обычное утро.
Он встал с постели. Не убрал ее за собой, как всегда, следуя логичному принципу «зачем это надо, если потом опять туда ложиться». Он зевнул во весь рот. Его зев был таким громким, что испугался бы даже пещерный лев, но ему нравилось так зевать. Хотел потянуться, но передумал, потому что было лень и очень хотелось спать. Вместо этого он почесал где-то под ребрами и медленно пошлепал на кухню. Босым ногам было неприятно на холодном полу, и он поморщился. Пошел на пятках. По спине побежали мурашки. Открыв холодильник и не обнаружив хоть чего-нибудь, чем можно было поживиться, он нахмурился. Вздохнул. Посмотрев еще раз вглубь холодильника, словно надеясь, что от его голодного взгляда там что-нибудь появится, он с ругательством и треском захлопнул дверцу. Он мог бы смотреть туда еще, но было холодно. И он весь покрылся гусиной кожей.
Голодный и злой, он принялся искать сигареты. В пепельнице были только бычки, недостойные его внимания. Черт, она что, и сигареты все забрала? У нее, видите ли, душевная травма… А купить по дороге домой ей, конечно, была не судьба. Ей обязательно надо было захватить его пачку. Мечась по всем комнатам, он нервно и зло щелкал колесиком зеленой прозрачной зажигалки, машинально прихваченной со стола. Он перевернул дом буквально вверх дном! Обшарил все карманы. Выдвинул все ящики, где могла бы валяться заначка. Даже выбежал босиком на балкон, в такой холод, чтобы посмотреть, не завалялась ли сигаретка в одной из куч пустых пачек. На балконе было уж совсем невмоготу, не май на дворе, и он пулей кинулся обратно в комнату. В зале царил полный раздрай: чистые и грязные носки вперемешку, опрокинутая пепельница, бутылки из-под пива и джин-тоника (эта ее гадость, которую он на дух не переносил), разбросанные и частично порванные фотографии… Ага, тоже ее работа, попахивающая мыльными операми, хотя она вроде бы никогда их не смотрела… Он мельком взглянул на обрывки их прошлой жизни и усмехнулся – бабы, они и в Африке бабы… Но тут же его мысли вернулись к сигаретам. Организм орал, требуя никотина. В эту минуту он уже был готов пожалеть, что они вчера расстались – только из-за того, чтобы сейчас сигареты были у него. Он действительно разозлился, ибо их отсутствие было куда хуже, чем пустой холодильник. Поэтому он пнул старое кресло и с наслаждением услышал его обиженный вскрип.
Он обреченно сел на пол, обхватив голову руками. Еще хорошо, что он никогда не страдает от похмелья. И тут же, словно в насмешку, закружилась голова. Он повалился на пол без всяких мыслей и приготовился умереть. Потолок танцевал перед глазами, и почему-то отчаянно чесались яйца. Чтобы хоть чем-то отвлечься, он бессмысленно шарил руками по полу, и одна из них вдруг наткнулась на что-то мягкое и пушистое. Ему стало интересно, и, не поворачивая головы, он поднес странную штуку к глазам. Это оказался один из ее подарков на этот долбаный день святого Валентина – какая-то пушистая белая собачонка, сделанная, конечно, в Китае, с красным пластмассовым сердечком на груди и маленьким кармашком – совершенно непонятно, для каких целей предназначенным. Но не засунуть туда руку он просто не мог – ведь почти каждому человеку свойственно нездоровое любопытство. И о чудо! Как в волшебной сказке – там оказалась сигарета! Он моментально вытащил ее… сначала без всяких эмоций, а потом, как-то глупо улыбаясь, повертел ее в руках, понюхал, словно не веря, что она настоящая… а потом стало все равно. Он глубоко затянулся, подержал дым в легких, чтобы продлить удовольствие, смакуя долгожданное головокружение, и подумал, что жизнь все-таки гораздо прекраснее, чем о ней думают. Потом его мысли плавно вернулись ко вчерашней ссоре. Эх, эта точно была последняя – постоянных женщин с него хватит! Хотя эта была, прямо сказать, ну очень даже, а какие у нее были… эй, ладно, стоп, стоп. Чего это он.
Ну конечно, все началось с какой-то бредовой ерунды. Новый год – да, точно. Они отмечали Новый год. Смешно и вспомнить… Его растолкали только в 2 часа ночи. Стол был уже изрядно подъеден. В тарелках ёжились бесформенные остатки бенгальских огней. Да, уснул он, уснул! Заранее напился с Шамарычем и напрочь отрубился на диване в аккурат в 23 с чем-то… Добудиться его так и не смогли. Но ведь это же было не специально! Кто из тех, кто в детстве искренне верил в деда Мороза, будет специально засыпать пьяным сном под бой курантов? … как встретишь – так и проведешь и все такое… но объяснить это ей у него не было ни единого шанса – его жалкие попытки оправдаться утонули в ее отборной тарабарщине вроде «мы не можем как люди отметить ни один праздник» и «какого я вообще с тобой когда-то познакомилась». Дальше разозлился уже он – обвинения все-таки были несправедливые – наорал тоже… А кончилось все собиранием ее вещей у него дома, где они жили вместе последние полтора года. (Сдиранием со стены портретов Перис Хилтон, на которые он, между прочим, иногда… а, ладно! Да, ему нравилась Перис Хилтон. Ну и что, что она уже не та! Попадись только ему такая конфетка в руки…) Эх, каких только слов они не наговорили вчера друг другу! Самое последнее, что она сказала, перед тем как хлопнуть его несчастной хлипкой дверью (сколько раз ей уже хлопали за всю ее долгую историю!), было:
– Да