это имя её дочери! Как только я это решил, сразу же успокоился и стал глазами отыскивать магазин. Мы шли, и вот нам с той стороны улицы подмигнула гирляндовая витрина. Магазин был на той стороне, а мы подходили к перекрёстку.
«Куда она свернёт? – думал я, – если мы перейдём дорогу, то магазин станет нашей неизбежностью. Но если она свернёт налево?..»
– Подожди. Я забегу в магазинчик. – Это сказал я, и мои глаза, уже попрощавшись с ней, всё же посмотрели в её лицо.
Фляжка коньяка, скрученная крышка и три глотка. Это были действия, которые я совершил именно в этой последовательности, когда попрощался на перекрёстке, пересёк улицу и вошёл в магазин.
Я увидел её ещё раз, когда убирал отпитую фляжку в нагрудный карман. Она стояла ровно на том же месте. И мне захотелось купить огромный букет роз. Мне хотелось, чтобы букет был именно огромным и красным!
Но розы в этом магазине не продавали.
Здесь, вообще, никаких цветов не продавали. Даже в горшках. «Почему её дочь зовут Катя?» – снова стало царапать у меня в мозгах, – у неё не было никакой дочери. И я тогда купил торт.
«Неважно, кто эта Катя – она или её дочь! – решил я, – Она меня ждёт, и я иду!»
6.
Когда я уже вышел из магазина и стоял на перекрёстке, чтобы переправиться обратно, то по улице, по самой её середине, прогромыхал трамвай.
Обычный жёлтый трамвай с грязными подтёками на пузатых боках и мутными запотевшими стёклами.
На какое-то мгновение трамвай разделил нас.
«А может, развернуться и убежать? – мелькнула почти новогодняя игривая мысль, – Или взять и запрыгнуть в этот трамвай?» Вагон, переползший перекрёсток, притормозил. Он был готов снова уже набрать свою трамвайную скорость. Но перед рывком всего на секундочку застыл. И этого было достаточно, чтобы всё решилось.
Я прыгнул. Сначала я прыгнул в огромную лужу, но потом после ещё двух прыжков я уже был в трамвае.
Мне вдруг стало весело и совсем не стыдно. Я ещё тяжело дышал от прыжков и в моих ботинках хлюпала новая тротуарная вода, но я уже стоял у запотевшего стекла и ничего не мог поправить! Поэтому я сначала махал ей рукой. Она не замечала меня, и я отворил окно. В руке болталась коробка торта с названием «Пьяная вишня», и я захотел бросить его ей под ноги!
– Маша! – выкрикнул я. Но девушка не обернулась. «Значит, вс2 же, Катя».
Трамвай безнадёжно увозил меня, и в моих руках оставался торт.
Я закрыл окно и прошёл на заднюю площадку.
– Хочешь, расскажу тебе рождественскую сказку? – спросила меня Маша.
– У меня промокли ноги, – ответил я.
– Садись рядом, – и она подвинулась.
– У меня есть коньяк. Хочешь?
– Ты уже предлагал. Не хочу. Ты пей, а я тебе буду пока рассказывать.
Странная история. Назвать её можно «Рождественская ночь». Трамвай покачивался, и коротко вздрагивая на стыках, нервно продолжал ехать. На остановках входили и выходили люди.
– Я, с твоего позволения, опущу вводную тему предвкушений