восемьдесят второй, закрой пожарный кран, «Малый газ»! Примени систему пожаротушения! – давал команды руководитель полётами.
И снова тишина в эфире. РП волновался ещё сильнее. Два отказа на один самолёт в течение двух минут – перебор!
–Восемьсот восемьдесят второй, прохожу дальний, три зелёные не горят, шасси не вышло, ухожу на второй круг, – снова доклад от Артёма. И как это он так быстро на посадку стал валиться?
– Он же сгорит сейчас вместе с самолётом, – сказал я Граблину, нажимая на СПУ.
– Почему он не прыгает, Родин? – спросил Граблин. Судя по голосу, он тоже весьма нервничал. Представляю, каково сейчас Тёме. Третий отказ и всё ещё летит! Не самолёт, а самый настоящий танк!
Пара минут в эфире была тишина, а потом, неожиданно, руководитель полётами запросил меня.
–Восемьсот восьмидесятый, задание закончили?
– Сопка, я Восемьсот восьмидесятый, конечный пункт маршрута, разрешите на привод, далее заход по кругу?
–Восемьсот восьмидесятый, разрешил.
Голос руководителя звучал спокойно, без каких-либо печальных или нервных нот.
– Значит, нормально всё с твоим другом, Родин. Молодец, Рыжов! – сказал Граблин по внутренней связи.
– Выпало же ему испытать сразу три отказа. И самолёт выдержал…
– Выдержал, Родин. Не отвлекайся и пилотируй. И снижение не проспи, а то будешь потом валиться после привода к первому развороту, – перебил меня Грабля. До чего же чёрствый тип! Мог бы и обсудить со мной такой случай. Сейчас опять комиссия приедет, небось. Эх, невезуха какая-то у Доброва с этим полком и нашим курсом!
После посадки я внимательно посмотрел по сторонам в поисках той самой «элки», которая столько пережила с моим товарищем.
К нашему самолёту уже бежал Макс, чтобы помогать готовить его к повтору. Граблин не стал обсуждать со мной полёт, а заспешил к руководителю полётами, чтобы узнать об инциденте.
– Где Тёма? Как он? – спросил я, но Макс смотрел на меня с недоумением.
– Да нормально всё. Пошёл на КДП сейчас. Ты чего так нервничаешь? – сказал Макс, вставляя заправочный пистолет в горловину с левой стороны кабины.
– Как чего? Три отказа у парня, а ты говоришь чего! Как он сел? Ты… ты чего ржёшь? – сказал я, толкая в грудь Макса.
– Просто, я… вспомнил… ой, не могу! – продолжал смеяться Макс. – Вспомнил, как… орал… на него Новиков после… да вон смотри, – указал он мне на дорожку со стоянки, где Ребров вовсю отчитывает Артёма.
– Чего мямлишь, Рыжов? Паровозный гудок ты на Белогорском вокзале, а не курсант! В эфир ты громче говорил, – кричал Ребров на него.
– Виноват, товарищ подполковник. Там аккумуляторы и автомат защиты сети «Радио» были включены. Ну, я ж правильно всё делал…
– Рыжов, ты если балбес, так и скажи. Нечего мне самолёты ломать. Быстро на борт! Устрою я тебе выходные на тренажном самолёте, чтоб ты всё правильно делал! – указал комэска на стоянку самолетов, и Артём сорвался с места, пока ничего нового не узнал о себе.
Макс