любимый мальчик, маленький и шустрый, словно мышонок. Она раньше так и звала его: «Мышонок». Сейчас он уже взрослый парень, высокий, красивый и такой бесчувственный. Когда-то он брал ее за руку и просил: «Мамочка, дай конфетку», – а потом целовал ее в щеку и смеялся заливным детским смехом, когда она щекотала его в бока.
Когда он стал таким? Когда стал вести себя потребительски по отношению к ней? Когда стал поддаваться влиянию мужа и приобретать совершенно другие черты характера, те, которые она сама рьяно ненавидела в других? Она смотрела в его карие бездонные глаза и не могла вспомнить, когда начались эти метаморфозы. Теперь уже все равно, уже поздно думать об этом.
– Ма, ты оглохла что ли? – сын повысил голос в нетерпении. – Завтрак сделаешь?
Последнее время он часто разговаривал с ней на повышенных тонах, а она терпела, прощала его, надеялась, что это пройдет. Ведь она старалась воспитать его добрым, терпеливым, заботливым мальчиком, какой ее саму воспитала ее мама.
– Сделаю. Иди умывайся пока, – ответила она как всегда спокойно.
Голова сына исчезла из дверного проема.
Вера допила кофе, вылезла из-под пледа, не спеша пошла на кухню, пожарила яичницу.
Сын ел быстро. Спешил на занятия в школу, готовился к выпускным экзаменам.
Стоя спиной к окну, Вера смотрела на его широкоплечую спину, на темную голову, склонившуюся над столом, и видела перед собой не старшеклассника, а маленького мальчишку, которым он был много лет назад. Сердце ее сжималось от тоски. Вера подошла к сыну со спины и коснулась его головы, чтобы погладить мягкие каштановые волосы. Он дернулся, высвобождаясь из-под ее ладони. Она замерла с застывшей рукой у его головы.
– А если меня не станет? – вдруг спросила она. – Что ты будешь делать?
Сын молчал, пережевывая яичницу-глазунью, его плечи были напряжены.
– Думаешь, отец будет также любить тебя, как я люблю, а, Мышонок? Будет он заботиться о тебе так же, как забочусь о тебе я?
Вера с надеждой ждала, что ее маленький Мышонок вернется, и будет таким же милым и ласковым с ней, как прежде, в таком далеком, как ей сейчас казалось, детстве.
Сын поднялся, не доев, боком оттеснил мать в сторону и, выходя из кухни, зло сказал:
– Я же говорил тебе, не называй меня так.
Вера проводила глазами фигуру сына, взяла его тарелку, соскоблила вилкой оставшуюся яичницу в мусорное ведро, открыла кран и стала медленно тереть ее губкой. Мысли черной густой рекой медленно плыли в ее сознании.
Грохот входной двери, заставил ее вздрогнуть. Сын ушел.
Вера закрыла воду, постояла у раковины, прислушиваясь к тишине, вытерла полотенцем руки и вышла из кухни.
Ее мобильный телефон лежал на подоконнике. Она взяла его в руки и набрала номер. Долго не брали трубку, и Вера занервничала. Отключилась. Затем набрала номер снова.
– Алло, – наконец, услышала она в трубке голос подруги.
– Привет, ты дома? – спросила Вера, скрывая волнение в голосе.
– Да, я сегодня на удаленке,