колесиках… Я спрашивала: «Как мой сын должен попадать в класс? Как он будет подниматься и спускаться по всем этим лестницам?»… Но они продолжали нам отказывать…
В то время нам повезло: муж нашел себе работу в системе школьного образования и завел там связи. Его новые коллеги объяснили нам, куда и как писать, проинструктировали буквально по каждому шагу. Мы дошли до самого верха… Через две недели программа была начата (Мать ребенка с множественными нарушениями, цит. по: Darling, 1979, с. 176–177).
Майкл пошел в первый класс в Оукмонтской школе [учреждение, обслуживавшее всех особых детей в округе]. Это было старое скрипучее здание… у нас складывалось впечатление, что каждый год школьная программа повторяется… Не было деления по возрасту. Они просто не знали, что делать с нашими детьми…
Я прошла все инстанции, дошла даже до [сенатора от нашего штата]… Он сказал: «Ну, вы должны понимать, что такие перемены за один день не делаются»… Наконец… родители объединились. Мы решили: наши дети должны учиться в нашей районной школе…
Несколько родителей собрались вместе и пошли в [районную школу]. В это время как раз строилась новая начальная школа… Я не знала, будет ли ему лучше в обычной школе. Знала только, что хуже просто быть не может… Нам объяснили, что лифта в школе не будет – зато будет теннисный корт… Обеспечивать учеников транспортом они тоже не собираются… Значит, нам придется возить его в школу и из школы самим… Помощницу нам предоставили… В конце концов можно добиться всего, что тебе нужно… если ты достаточно настойчив, но при этом всегда остается ощущение, что они делают тебе одолжение… обеспечивая твоего сына образованием (Мать ребенка с незаращением дужек позвоночника, цит. по: Darling & Darling, 1982, с. 131–138).
Законодательство 1970-х, 1980-х и 1990-х гг., касающееся специального образования (Законы 94-142, 99-457, 102–119), указывает, что дети с нарушениями развития вправе свободно получать государственное образование, соответствующее их потребностям и возможностям, в «как можно более свободных условиях». Однако по множеству причин, среди которых – невежество, страх и ограниченные возможности районных школ, для многих детей обещания законодательства еще не воплотились в жизнь. Многие родители, не зная о своих законных правах, не ищут для своих детей лучшихусловий в плане образования. Однако уровень общественного сознания растет, и все больше и больше родителей обращаются к чиновникам с вопросами и требованиями относительно образования своих детей.
При одном опросе родителей, борющихся за права своих детей (Orenstein, 1979), обнаружилось, что многие родители месяцами ждали тестирования. По завершении тестирования им иногда навязывались неадекватные программы обучения, причем школьный персонал использовал такие тактики, как обвинение родителей в проблемах их детей, утверждение, что проблемы ребенка носят эмоциональный, а не когнитивный характер, чрезмерное использование научного жаргона и предоставление лишь минимального