туча серею —
До того был ужасен мой вид.
Что ты скажешь войны корифею,
Самый верный, покорный гоплит?
О чём скажешь ты горному богу?
И зачем преклоняешь свой стан?
Прикоснулся к запретному рогу —
Посмотри же, теперь, кем ты стал!
Ты на бурном потоке пирогу
Оседлай, словно скифы коня.
Лишь тогда ты поймёшь, пусть немного:
Очень сложно здесь пасть за себя!
Очень сложно и смерть то нелепа,
Будто море ты выпил из рога.
Коль чиста твоя белая тога,
Значит сдался на откуп врага!
Я прощаю тебя, все мы дети —
Предаём, ожидая наград.
Только нету и смерти нелепей,
Чем им шкуру отдать на наряд!
Vox populi 30-23-ТЕ
От широкой груди, расставляю свои безымянные плечи
И мой голос немой, воздуха прихватив,
И мой голос не мой, будто гриф
Свежей мыслью точит, свежей речи.
Мной любим остров Крит, я в нём вечен,
Как бык в лабиринтах ума.
Ах расскажет мне кто, где кума?
А то сам я до боли беспечен.
И забыл, потерял где она.
И её, может, не было вовсе?
Я по юности бытовал в РОВСе,
Там иные носил имена.
И иные носил я доспехи,
Мне на лоб – перевёрнутый крестик.
Может скажет мне кто, кто был крестник?
Я сменил неприкаянны вехи.
И как поезда адского чехи,
Я в стране, оклевётанной солнцем,
Я под танком, с пакетом, гонгконцем,
Раздуваю лёгкого мехи.
И кричу, укрываясь в фурсьюте:
Что, сынок, помогли твои ляхи?
Мой Фалькон развивает махи,
Так, глядишь докричусь до люда.
Благо, он не поймет, в результате,
Что сказал и с какой вообще стати.
Purrgrad 31-23-ТЕ
Воскрешённый лишён жалости,
Божья длань проведи,
По танцполу, до исповеди.
Я танцую не зная усталости!
И тут есть все земные шалости,
Что скривят все родные пути.
Божий дар – что нектар, сладости.
Будет трудно, но надо идти.
Средь неона, я, в невесомости,
Корм для высших существ, как и тли.
В море страсти, не видно земли,
Всё оно, целиком, в брюшной полости!
И толпа, что не ведает жалости,
Гордых воинов, бесчисленных Кри,
Меня в жертву несёт, общей радости,
И я в ней напитаюсь любви.
Carpe diem 32-23-ТЕ
Драматический театр одного актёра,
Ставит снова пьесу о самом главном:
Времени веков – счастливом, славном,
В котором не сыскать ни к кому укора.
Время пляски смерти, время мора,
На дворе сейчас и прибудет завтра.
Нашу книгу пишет безумный автор,
Нашей книгой был бы доволен Кафка!
Я по лесу шарюсь, клокочет мавка,
Кличет водяной. И Чудьи люди
Палача увидят