обед. Туалет не этого сезона – моделям такие модные вещи не отдают, – но он от одного английского модельера, так что маловероятно, что твои друзья уже видели его. Так подойдет?
– Уверен, да, – ответил Сальваторе.
Зазвонил его телефон – звонок был из Нью-Йорка, и он должен был ответить. Действительность требовала от него скорейшего решения различных деловых вопросов.
Лана с одобрением огляделась по сторонам. Апартаменты Сальваторе в историческом центре Рима были огромными: два этажа в элегантном таунхаусе XVIII века с просторным внутренним двориком. На этот дворик выходила гостиная, занимавшая почти весь первый этаж. Другой стороной гостиная выходила на мирную и уютную пьяццу, то есть площадь.
Дом был обставлен очень стильно, антикварная мебель великолепно сочеталась с современной. Однако у Ланы не было возможности все внимательно рассмотреть, так как Сальваторе повел ее к другой лестнице, не такой величественной, как парадная.
– Спальни на верхнем этаже, – сказал он. Остановившись на лестничной площадке, он открыл первую дверь справа и включил свет. – Это моя, – сообщил он. – Твоя соседняя. Так нужно, по очевидным причинам. Между спальнями есть дверь.
Он подошел к этой двери, открыл ее и жестом пригласил Лану пройти вперед. Прежде чем двинуться дальше, она оглядела спальню Сальваторе. Она впервые оказалась в его личном пространстве. Комната была обставлена массивной мебелью, и в ней доминировала старинная кровать с резными столбиками. Лане не составило труда представить Сальваторе на этой кровати, и в голове тут же завертелись соблазнительные картины.
Опомнившись, она поспешила в соседнюю спальню и восторженно вскрикнула, когда переступила порог.
– Ах, какая красота!
Эта комната кардинально отличалась от спальни Сальваторе, выдержанной в чисто мужском стиле. Она была такой же просторной, но благодаря серебристо-голубой цветовой гамме и изящной антикварной мебели выглядела легкой, воздушной.
– Это комната моей матери, – сказал Сальваторе в ответ на ее восклицание.
Лана повернулась к нему, но ничего не смогла прочесть по его лицу. Хорошо это или плохо – то, что он отдает ей комнату матери? Ответа у нее на это не было. А спрашивать она не считала нужным.
– То, что когда-то здесь было специальной комнатой для того, чтобы пудрить волосы – в восемнадцатом веке дамы делали это в отдельном помещении, – сказал он, – потом превратили в туалетную. – Он прошел к двери в дальней стене спальни и приоткрыл ее. Лана успела разглядеть роскошную ванную, и неожиданно ее охватило желание сбросить туфли, снять одежду и встать под освежающий душ.
«Ведь сегодня день моей свадьбы».
Только развивать эту мысль дальше она не стала. Ладно, они произнесли положенные слова, поставили подписи, но свадьбы никакой не было. Во всяком случае, настоящей.
Сальваторе снова заговорил спокойным, лишенным интонаций голосом. Он извещал Лану о том, что ужин будет подан через сорок пять