со здания Университета. Она схватила осколок и подползла к кукле, насколько могла. У той был металлический каркас, закрывавший грудь и живот, словно рыцарский доспех. От падения он раскрылся, обнажив хранилище сердечной пылинки в маленьком стеклянном шаре, окружённом сложной механикой шестерёнок. Обезьянка выдернула шар и, повернувшись, выкинула его из трубы. Затем схватила осколок и стала запихивать его внутрь куклы. Шестерёнки и колёса хрустели, как печенье, а из глубины с вибрирующим звуком выскакивали пружины, но Лиле удалось пропихнуть осколок внутрь.
Когда рёв аэроскутеров был совсем уже близко, Лила захлопнула грудь куклы и без сил, тяжело дыша всем своим деревянным телом, упала в грязный ручей.
В то же мгновение полицейский скутер, не глуша мотор, завис прямо над ней, так что сияющие красным сопла почти ослепили её. Из-за них, отделившись от темноты заднего сидения, на обезьянку спрыгнуло напоминающее пса существо. Оно всё было покрыто чешуей металлического панциря с кое-где торчащими вентелями, окрашенными чёрной матовой краской. Как показалось Лиле, оно напоминало смесь носорога и гончего пса, собранного на танковом заводе. Существо вжало Лилу в трубу тяжёлыми механическими лапами с острыми когтями, вошедшими глубоко в деревянную грудь обезьянки, так что грязный ручей почти накрыл её лицо, а глаза её оказались под водой. Через мутную воду из ноздрей существа на Лилу повалил чёрный дым, а в глубине черепа засветились красные огоньки глаз.
Плавающими движениями постовой полицейский в грязной и растрёпанной от погони синей форме городового спрыгнул с аэроскутера и принялся дёргать ноги Лилы из обломков летающего мотоцикла. Та издала крик, поднявшийся нарисованными пузырями на поверхность ручейка. Но существо над ней зарычало своим механическим нутром и пустило ещё больше дыма из ноздрей, отчего у Лилы прошла даже её воображаемая боль.
Дальше было темно, трясло и голова билась о крышку багажника. Сознание обезьянки сжалось в точку. Как-то особенно дико свистел ветер, скребя об обшивку летательного аппарата. Тревога сменяла печаль, а печаль – тревогу. Лила, не переставая, мысленно ругала себя. Она вспомнила своих сестёр и старый дом, глаза девочки, у которой она жила, и почувствовала, как из её нарисованных глаз потекли маленькие нарисованные слёзы. Обезьянка чувствовала, что кукла рядом. Та тоже билась во время маневров о крышку, но не подавала признаков жизни. Надежда, конечно, была, но её совершенно невозможно было рассмотреть во всей этой неразберихе.
Вновь и вновь обезьянка закрывала лапками глаза и злилась на себя. Через какое-то время вибрации скутера стали плавнее. Лила подумала, что, наверное, он набрал высоту и теперь шёл по размеченной трассе где-то на втором ярусе.
От равномерной вибрации её глаза закрылись, и голова стала тяжёлой. Было темно, но потом её внутренний взор стал различать мерцающие радугой очертания – они приобрели вид высоких толстых колонн, рядами уходящих в темноту. Она