вошел. Кто-то хриплый и очень медленный. Попросил пива и пачку донного табаку. Похрипел немного в благодарность, подышал рядом со мной, помучил мою знахарку поиском мелочи, пересчитыванием. Через несколько минут дверь скрипнула еще раз, и снова стало тихо.
Голова чуть закипела, но тишина успокаивала и напряжение спадало. Я попытался сосредоточиться на пульсации тепла в ладонях. Ладони и правда горят. Наливаются тяжелой кровью, стонут. Мне нельзя двигать руками, и поэтому кажется, что они стали чугунными, они тянутся к земле, и тянут за собой плечи, а дальше голову, и все тело как будто прибивает к полу. Но я держусь. Я думаю о том, что у меня появилась цель. И эта цель находится вне простого комфорта, вне удобств, развлечений, красоты, она находится в поле возможностей и потенциалов. Она должна помочь мне обрести собственное дао без красных знамен, без радужных растяжек, чек-листов, успешных походов и других символов радиоактивного мира, описанного в политических шоу или трендовых подкастах. Моя цель – пиздатая версия меня.
Шею резко обожгло. Я дернулся, стал чесать место ожога, но старая сильная рука остановила меня и приказала терпеть. Туда же упала другая пара капель воска. Все как в старом добром голливудском кино – просветление через боль. Потерплю.
*
Не так я представлял себе эту встречу. Ой, не так.
Моя фантазия рисовала мне картины банальные, но яркие – вокруг комната с разным ритуальным тряпьем, в центре комнаты обязательный стеклянный шар, пахнет жжеными оленьими рогами (это как, интересно?), и напротив сидит очаровательная она – цыганка из фильмов Кустурицы, с большими глазами и тяжелыми волосами, уже не молодая, но все еще голодная до жизни, до колдовских танцев с такими вот наивными гостями.
Моя фантазия рисовала и картины скверные – там я сижу на грязном полу в землянке, много лет не мытая и давно ослепшая затворница кудахчет на плохом русском свои заклятья, мне страшно, мне хочется сбежать, но ее воля держит меня на месте, а свежий отвар из мухоморов прибивает отекшие чугунные ноги к земле.
В реальности я как будто попал на безумное свидание вслепую. Она могла оказаться моделью, могла – уродиной. А оказалась вахтершей.
– А теперь, милый, подними ладони к лицу, плюнь на них и разотри, – прервала мои мысли знахарка.
– В смысле… Зачем?
– Затем. Плюй давай.
Я потянулся к повязке на глазах, но знахарка шлепнула меня по ладоням.
Черт, ненавижу делать странные вещи. Ну, потянулся, ну, плюнул, растер. Сижу, жду.
Знахарка начала еле слышно читать молитву. Сначала я почти не разбирал слов, потом сосредоточился и стал вылавливать отдельные фразы, отдельные куски. Кажется, она обращалась к небу: «…славься большое, и сильное, нависающее, пророческое, славься камень земной, здрав буде, купол небесный…» Чем дольше я вслушивался в ее бормотание, тем отчетливее представлял, как эта сухая женщина истончается, отдает свою энергию и силу куда-то