меня… Я сейчас вернусь… и если известия, принесенные этим человеком, будут те, которых я страстно жду уже в течение восьми дней, если я утолю сегодня вечером ненависть желанной местью… мне будет весело, и часть этого веселья перепадет тебе.
С этими словами она вышла из приемной в сильном возбуждении, оставив Лукреция в состоянии изумления, недовольства и любопытства.
Покачав головой, он стал в глубоком раздумье ходить взад и вперед по комнате.
Буря бушевала, и частые молнии наполняли приемную мрачным сиянием, мощные раскаты грома потрясали дом; шум града и дождя слышался с необыкновенной силой между раскатами грома, а северный ветер, яростно бушуя, дул с пронзительным свистом в двери, окна, во все щели.
– Юпитер, бог толпы, развлекается, показывая образцы своего разрушительного могущества, – прошептал юноша с легкой иронической улыбкой.
Походив еще некоторое время по комнате, Лукреций сел на кушетку и, как бы отдавшись во власть ощущений, вызванных в нем этой борьбой стихий, взял одну из навощенных дощечек, лежавших на маленьком изящном шкафчике, и стал быстро писать серебряной палочкой с железным наконечником.
Тем временем Эвтибида прошла в экседру; там уже находился Метробий, который, сняв плащ, печально осматривал его прорехи. Куртизанка крикнула рабыне, собиравшейся выйти:
– Ну-ка, разожги сильнее огонь в камине, приготовь одежду, чтобы наш Метробий мог переодеться, и накрой в триклинии ужин получше.
И тотчас же, повернувшись к Метробию, она спросила:
– Ну как?.. Хорошие ты привез известия, мой славный Метробий?
– Хорошие из Кум, но самые скверные с дороги.
– Вижу, вижу, бедный мой Метробий. Садись сюда, ближе к огню, – с этими словами она придвинула скамейку к камину, – и скажи мне поскорее, добыл ты желанные доказательства?
– Золото, прекраснейшая Эвтибида, как ты знаешь, открыло Юпитеру бронзовые ворота башни Данаи…
– Оставь болтовню!.. Неужели ванна, которую ты принял, не отбила у тебя охоты разглагольствовать?
– Я подкупил одну рабыню и через маленькое отверстие, сделанное в двери, видел несколько раз, как Спартак в час крика петухов входил в комнату Валерии.
– О боги ада, помогите мне! – воскликнула Эвтибида с выражением дикой радости.
И с искаженным лицом теребя Метробия, похожая на разъяренную тигрицу, она стала спрашивать прерывистым и задыхающимся голосом:
– И… все дни… вот так… они… подлые бесчестят… честное имя… Суллы?
– Думаю, что в пылу страсти они ни разу не пропустили даже ни одного черного дня.
– О, теперь придет для них такой черный день! Я посвящаю, – воскликнула торжественно Эвтибида, – их проклятые головы богам ада!
И она сделала движение, чтобы уйти, но остановилась и, обращаясь к Метробию, добавила:
– Переоденься, потом пойди закуси в триклинии и жди меня там.
«Не хотел бы я впутаться в какое-нибудь скверное дело», – думал старый комедиант, идя в комнату для гостей, чтобы переменить мокрую одежду.
Но,