ферма находилась далеко от границы. Его не могло унести в наши края из другой страны по реке – точно не живым.
Он выдохнул, и по комнате словно пронесся порыв летнего ветерка. Золотой спустил ноги на пол.
Я поспешила к нему.
– Не вставайте так сразу. Вы еще больны…
Не успела моя рука коснулась его плеча, как он отпрянул.
Я застыла, вытаращившись на него. Он уставился на меня в ответ.
Сбитая с толку, я с трудом вспомнила, что хотела сказать.
– В-вы еще выздоравливаете. – Впрочем, выглядел он вполне здоровым. – Не спешите. Поешьте немного.
Шепот из коридора возвестил о приходе Каты, но, казалось, мама ей возразила – впервые в жизни. Я надеялась, что она попросила ее подождать и не пугать беднягу своим уж слишком большим интересом.
Кроме того, следовало учитывать возможную опасность. Мы его совсем не знали, и как бы мне ни нравилось его рисовать, и каким бы больным он ни был ранее, при желании он легко мог одолеть всех троих.
Его золотистые брови сошлись на переносице, когда он взглянул на меня.
– У нас есть суп, – донесся от двери робкий голос мамы. Держа свечу в одной руке и деревянную миску в другой, она осторожно приблизилась к нам. – Поешьте. Вам нужно набираться сил.
В свете двух свечей глаза Золотого стали еще ярче. Его брови расслабились.
– Я тебя знаю, – прошептал он.
Меня словно пронзила молния. Вниз по спине пробежала дрожь и поднялась обратно.
Так же подумала и я, увидев его впервые.
– Откуда?
Его пристальный взгляд переместился на мой лоб, затем вниз, к подбородку.
– Айя. Собор… Рожан. Элджерон.
Я медленно кивнула, но замешательство только возросло. Строительство нового собора в столице завершилось десять лет назад. Я входила в группу художников, которые облагораживали здание и территорию, в частности, работала над огромной небесной мозаикой и скульптурой Бога-Солнца. Может, и он тоже там служил?
Но я бы его запомнила. Невозможно забыть такое лицо.
Мама замерла с тарелкой в вытянутой руке, и я забрала ее. Бабушка стояла в дверном проеме.
– Как вас зовут?
Его губы сжались в тонкую линию. Взгляд оторвался от моего и упал за окно, в бесконечную тьму. Мужчина застыл – даже грудная клетка не двигалась.
– Ночь стоит уже девять дней, – объяснила я.
Прошло несколько секунд, прежде чем его легкие вновь заработали, он глубоко вдохнул и выпустил воздух.
Затем резко встал, и, спешно освобождая ему путь, я чуть не выплеснула тарелку супа себе на рубашку. Когда он лежал безжизненным мешком, сложно было определить его рост, а когда выпрямился, мне показалось, что в нем не меньше шести футов. Он широкими шагами прошел мимо меня и мольберта к окну и устремил взгляд во тьму.
Он стоял так довольно долго.
– На здоровье! – огрызнулась Ката.
Он повернулся к нам.
– Прошу прощения. Благодарю вас за вашу доброту.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Желая ее нарушить, я поставила суп на стол и представила своих