всего темных фигурок. Люди стояли так плотно, что образовывали толпу. Ворота были распахнуты настежь.
Видимо, там, внутри, и находилась основная масса захватчиков. По территории их ошивалось всего двести-триста. Всего человек пятьдесят с оружием, да и у тех были в основном охотничьи ружья и как максимум помповики. Несколько человек в гражданских лыжных куртках и пуховиках прохаживались с явно трофейными автоматами. Даже на таком расстоянии майор видел, что они держат их как швабру. И походка нетвердая. Конечно, у Дмитрия тут и продукция ликероводочных заводов была. Ну, или хотя бы цистерна спирта.
Идиоты. Кто в лес, кто по дрова…
Возможно, организация у них и была поначалу. Но то ли вожак погиб при штурме, то ли его убили во время дележа… так или иначе на данный момент войско распалось и превратилось в толпу.
«Тем лучше, – подумал майор. – Тем лучше»
Сейчас тут был сплошной раздрай: кто-то просто бестолково слонялся по территории, кто-то грелся возле костров, а кто-то уже дрых рядом, рискуя подпалиться. Но большинство явно было занято тем, что потрошило содержимое «ангаров».
В этот момент до наблюдающих докатилось эхо ружейного выстрела. Потом еще одного.
Кто-то то ли палил в воздух, то ли с кем-то сводил счеты.
Ни часовых на вышках, никакого подобия охраны или патрулей. Демьянов довольно крякнул, потирая руки – диспозиция складывалась удачная.
А это еще что? Посреди расчищенной площадки друг против друга застыли два трактора «Беларусь», за которыми волочились стальные тросы с какими-то обрывками одежды, ошметками… Подкрутив резкость, майор узнал шапку и цивильный полушубок, который был на его бывшем однокашнике во время последней встречи. Все подручные Иваненко тогда щеголяли в камуфляже.
В этот день Демьянов впервые увидел жертву казни, похожей на ту, которой когда-то казнили Ивана Сусанина. История не сохранила имени того, кто додумался до этой жестокой забавы. Казнимого привязывали стальными тросами за ноги к одному трактору, за руки к другому. Затем трактора трогались с места – медленно, так что обреченный видел, как разматываются и натягиваются тросы… Если очень повезет, человек умирал от болевого шока. Если нет, успевал почувствовать, как рвется пополам. Конечно, Дмитрий Иваненко был мразью, но вряд ли он заслужил такой конец.
То, что люди Убежища сделали потом, сошло бы за месть, если б не было продиктовано трезвым расчетом.
Они обрушились на ничего не подозревающий лагерь как вихрь. Игры в гуманизм закончились: Демьянов видел, как идет дележка продуктов, как выносят из ангара коробки, и возле них тут же закипает свара. На глаз он оценил численность врагов. Никаких личных обид, но это были именно враги, уже потому, что завладели едой, которую Демьянов сотоварищи хотели добыть для тех, кто остался в Убежище. Для своих женщин… Жизнь брала свое, и одиноких к тому времени в Убежище почти не осталось. Трудно сказать, что было тому причиной: инстинкт или потребность в человеческом